МЕСЯЦЕСЛОВ

В. Антонов

Неделя Всех святых, в земле российской просиявших

Икона Всех Святых, в земле Российской просиявших.

Икона Всех Святых, в земле Российской просиявших.

 

Господи Боже, помилуй
Душу живую России! —
Мыслью проникнем в глубины
Вещего сердца России,
Будем молить непрерывно
С верой, надеждой и силой —
Ими же веси путями,
Боже, воздвигни Россию!

Л. Даль

Всем знакомо традиционное название нашей страны — «Святая Русь». Святая — это не значит безгрешная, свободная от прегрешений и пороков. Русь была святой не потому, что все в ней были святы, а потому, что в каждом русском человеке, воспитанном в Православии, сознательно или бессознательно, жил идеал христианской святости. Он внутренне благоговел перед этим идеалом и преклонялся перед ним, даже если сам и был далек от него.

Святость есть идеал жизни всякого христианина, к нему призваны все люди, но в России этот идеал давно и однозначно утвердился именно как идеал общенациональной жизни. Не ученый и не воин, не государственный деятель и не писатель, а святой представлялся русскому народу образцом для подражания, образцом досягаемым и конкретным.

Святость сегодня не входит в перечень добродетелей т. н. современного общества. Порядочность, доброта, воспитанность — вот мерки, с которыми это секулярное общество подходит к человеку, хотя и сегодня в этом, далеком от христианских идеалов обществе живут праведники, живут страстотерпцы, живут люди, стремящиеся к святости, ибо измученный и униженный наш народ не утратил в своей лучшей части этого великого и высокого стремления.

Вправе ли мы однако говорить об особой «русской святости»? Не есть ли это признак национальной гордыни и кичливости? Существуют, разумеется, общехристианские признаки святости: мученическая кончина за Христа, праведная жизнь, чудотворения и т. д., а также связанное с ними поведение святого и его почитание в народе. Конечно, без этих общих признаков нет и не может быть русских святых. Однако, как не меняя своей внутренней сути и ни буквы не убирая из Евангелия, христианство в каждой стране раскрывается как-то одной стороной своей больше, а другой — меньше и через это приобретает неповторимый оттенок, так и святость имеет свою национальную окраску, в которой выявляются характерные черты народного духа и его преимущественное тяготение к определенным сторонам воплощенного в Самом Христе идеала святости.

Всем сердцем приняв заповедь о любви к Богу и ближнему, русские люди особенно глубоко усвоили дух истинного христианского смирения и милосердия, т. е. сердцевину Благой Вести. Эти черты стали как бы общенародными и сохранились — пусть в искаженном и умаленном виде — вплоть до наших дней, несмотря на разрушительную протганду безбожниками прямо противоположного. Ныне хулители России пытаются в злобе своей представить русское смирение как «рабское начало», как «несомненный мазохизм», как «неистребимую покорность», забывая — намеренно или по неведению,— что примером смирения для нас был и остается Спаситель, Который неизменно «кроток и смирен сердцем» (Мф. II, 29).

Именно Христу подражали первые русские страстотерпцы — святые князья Борис и Глеб, когда они добровольно, без всякого сопротивления, приняли в 1015 году смерть от убийц, подосланных родным братом. И последними словами в устах Бориса была молитва: «Веси бо, Господи мой, яко не противлюсь, ни вопреки глаголю». Столь же кротко принимали смерть за Христа и в подражание Ему и другие наши святые: святые благоверные князья Михаил Тверской и Михаил Черниговский, святители Филипп и Гермоген и новые мученики, пострадавшие от богоборческой власти в нашем столетии. Смерть в последовании Христу почти приравнивалась в Русской Церкви к смерти за веру во Христа, и оба эти подвига равно почитались народом.

Кроме страстотерпцев — этого «самого парадоксального чина русских святых» (Карташов) широкое распространение в нашем народе получил подвиг юродства во Христе, вдохновленный горячим стремлением достичь добродетели смирения через самоуничижение и самоумаление, т. е. отвержение своего эгоистичного «я». Хотя юродство пришло к нам с византийского Востока, оно особенно полюбилось нашим подвижникам в самых разных краях: от Пскова до Москвы, от Киева до Великого Устюга. Притворяясь безумными и терпя постоянные насмешки и поношения от «здравомыслящих», блаженные Михаил Клопский, Прокопий Устюжский и Василий Блаженный в сущности следовали Самому Христу, казавшимся безумным многим Своим современникам, гордым образованием и умом, хотя разум наш, по словам свт. Иоанна Златоуста, «всегда корыстен и мечтателен, и большей частью является рабом собственных предубеждений и внушений плоти».

Но наряду с юродивыми и страстотерпцами было на Руси великое множество святых, подвиг которых был сродни подвигу их древних предшественников в христианском мире, получив в местных условиях совершенно неповторимый характер. Равноапостольным был св. князь Владимир, но кто среди других, ему равных по чину святых, с таким усердием выбирал веру, а избрав ее, радикально изменил собственную жизнь? Кто наподобие св. Сергия Радонежского мог вести жизнь истинного, далекого от мира аскета и в то же самое время благословить в грозную годину на ратный труд своих чернецов и великого князя? Многие ли из известных властителей, блистая и побеждая в битвах, готовы были вести смиренно-благочестивую жизнь и завершить ее иночески? А ведь так жил св. благ. кн. Александр Невский, покровитель нашего края.

Сошествие Святого Духа.

Сошествие Святого Духа.

А какие примеры для подражания, дорогие нашему русскому сердцу, дают нам наши святые угодники! Они — наши беспримерные учителя молитвы (прп. Паисий Величковский, св. Иоанн Кронштадтский), учителя великого терпения и смирения (прп. Иоанн Многострадальный, блаж. Ксения Петербургская), наставники благотворения ближним (прп. Феодосии Печерский, прп. Иосиф Волоцкий), наставники в миссионерском служении (свт. Стефан Пермский, свт. Николай Японский). И к ним, нашим отечественным святым, часто мы обращаемся с мольбой в трудные минуты и в эту тяжкую для Отчизны годину. Они, безусловно, не отменяют и не заменяют других святых, которых мы унаследовали от Православного Востока, и от других народов, но числом, разнообразием и высотою своих подвигов они напоминают нам о великой любви Божьей к нашей Родине и её народу, который особенно в нашем столетии кровью запечатлел свою верность Христу и своим идеалам жизни по Нему.

Если в XIX веке на христианском Западе и Востоке из-за секуляризации общества, святых стало заметно меньше и подвиги их для народа — не столь, как прежде, вдохновляющи, то в России, напротив, мы видим целый сонм воистину народных святых и подвижников благочестия: от прп. Серафима Саровского, св. прав. Иоанна Кронштадтского до оптинских старцев, к которым за утешением и советом приходила почти вся огромная страна. Ими жила и ими вдохновлялась недавняя по времени «Святая Русь». И кто знает не была бы русская катастрофа много страшнее, а, может быть, пагубнее, не живи в нашем народе вековые идеалы святости и благочестия.

Св. Патриарх Тихон.

Св. Патриарх Тихон.

И благодаря этим живым и возвышенным идеалам дала Россия в нашем веке миру тысячи и тысячи мучеников за веру Христову, опровергая досужие рассуждения, будто бы усохло и оказенилось Православие и отпал от него народ. Ныне эти новые мученики молятся вместе с другими нашими святыми перед Престолом Господним, напоминая нам, что и мы призваны к подвигу святости, подвигу стяжания благодати Святого Духа, которая по вере нашей обильно подается нам как православным людям.

Как говорил св. Иоанн Кронштадтский: «Святые жили, подвизались, боролись, терпели искушения, побеждали от имени Господа врагов внутренних и внешних и — спаслись. Спасемся и мы, по милости Божией».

Вид Кремля с Москворецкого моста.

Вид Кремля с Москворецкого моста.

Другие статьи автора: