ПОДВИЖНИКИ БЛАГОЧЕСТИЯ
Н. А. Яковлев
Реконьский пустынник
Вера без дел мертва (Иак 2, 26)
История Русского Православия знает немало подвижников, уходивших в глухие леса окраин России и стяжавших неустанными молитвами и трудами славу истинных радетелей за нашу Отчизну. Там, где когда-то рубились первые кельи и церковь, вырастали монастыри и города, крепла Вера. Мы помним имена Кирилла Белозерского, Зосимы и Савватия Соловецких, Артемия Веркольского, Александра Свирского и многих, многих других. Но мало кто знает в наши дни о жизни удивительного человека, который не тогда, много столетий назад, а сравнительно недавно, в прошлом веке совершил подобный подвиг. Имя этого человека, воссоздавшего центр Православия в далеком Тихвинском уезде,— Свято-Троицкий Реконьский монастырь — Андрей Иванович Шапошников, или как чаще его называли — старец Амфилохий. В свое время, жизнь его была хорошо известна в Петербургской и Новгородской губерниях. Сейчас, когда после долгих темных лет забвения возвращаются святые для нас имена и судьбы, пришла пора поведать и о Ре-коньском пустыннике.
О своем происхождении и годах, прожитых до прихода в Тихвинский край, старец рассказывал всегда очень скупо. Известно лишь, что родом он был из Риги, по происхождению, вероятно, латыш (это замечалось знавшими старца по выговору). Отец Амфилохия, причетник в лютеранской кирхе, готовил и сына к церковной службе. Но Господь, определив юноше другое предназначение, просветил его разум светом Православия, и тот, после многочисленных встреч и бесед с русскими священниками, перешел в лоно Православной Церкви. Считается, что именно тогда, при крещении, он получил имя своего восприемника — Андрея Ивановича Шапошникова. Проводившееся в Тихвине с 1831 по 1839 год дознание установило личность настоящего обладателя этого имени — псковского мещанина, к старцу никакого отношения не имевшего. Опасаясь насильного возвращения к лютеранам, Шапошников так и не открыл своего подлинного происхождения.
В других свидетельствах авторы, отмечая образованность и знание старцем военной службы, считали его дворянином, удалившимся от мира в 1812 году, когда во время войны можно было достать паспорт. Так ли это было — неизвестно.
Остался неизвестным и точный год его рождения. Уже на склоне жизни отец Амфилохий писал в ноябре 1855 года в прошении императору Александру II: «...находясь в преклонных летах — около 85 лет...». По этому единственному документу, в котором старец сам указывает свой возраст, можно предположить, что родился он около 1770 года. Некоторые свидетельства подтверждают эту дату. Например, настоятель Тихвинского Успенского монастыря архимандрит Владимир (Кобылин), видевший отца Амфилохия в 1855 году, отметил: «...теперь ему около 90 лет». В большинстве других источников назывались более ранние годы рождения; и в 1865 году, после кончины подвижника, на надгробной плите было начертано: «...от роду ему было более 120 лет».
После ухода из отчего дома в Россию приходилось Андрею и крестьянствовать, и торговать, и батрачить. Он много странствовал по святым местам Земли Русской, был на Афоне, а по утверждениям некоторых и в Иерусалиме. Последние годы перед приходом в Тихвин он провел в многочисленных обителях Новгородской епархии, ненадолго задерживаясь в каждой из них. Около года он прожил в Спасо-Оскуйской пустыни («У Спаса во мхах» Новгородского уезда) с отшельником Емельяном. Известия о подвигах двух пустынников стали распространяться среди окрестных жителей, и старцы, искавшие уединения, ушли из монастыря.
В 1812 году жажда поклониться Тихвинской иконе Божией Матери, святыне нашего Северо-Западного края, привела Шапошникова в Тихвин. Здесь живший при Успенском Большом монастыре блаженный Борис посоветовал ему сходить в Реконь — «чудное место» в 40 верстах от города, где находилась древняя Троицкая пустынь. Ко времени прихода туда Шапошникова пустынь представляла собой одну деревянную Троицкую церковь, стоявшую на берегу реки в окружении бескрайних лесов и болот. Ни келий, ни даже их фундаментов нельзя было отыскать в буйной растительности. О седой старине говорили лишь оплывшие могильные холмы усопшей братии. Кем и когда была основана обитель не знал никто. Известно было только, что в давние времена на берегу Реконьки зашедшим в глухие леса охотникам явилась на камне икона Святой Живоначальной Троицы. Весть об этом чуде и многочисленных исцелениях, совершавшихся от иконы, разнеслась по окрестностям, и на месте обретения Святого образа был построен скит. Здесь находили приют, а потом и место вечного успокоения истинные ревнители христианского благочестия, спасавшиеся от соблазнов грешного мира, молитвенники за родную землю. Легенды говорили, что первые отшельники появились в Рекони еще в XIII веке. Скорее всего, эти события произошли позже — в XV—XVI веках, когда вокруг Тихвина возникали и другие обители — Троицкая Ругуйская, Антониево-Дымская. В Рекони же сохранившаяся Троицкая церковь была срублена в 1672 году и, как свидетельствует надпись на закладном кресте, освящена в уже существовавшем монастыре по благославлению Преосвященного Питирима митрополита Новгородского в 1676 году строителем Арсением. К тому же времени — царствования Алексея Михайловича — относятся самые ранние документальные упоминания Реконьской пустыни в описях и переписных книгах. Есть несколько косвенных подтверждений древней истории обители — два Евангелия 1607 и 1631 годов, «весьма ветхих по причине частого использования причтом» и сама явленая икона Троицы, которая по описанию видевших ее была «писана по левкасу дикими красками... древнее церкви». В документах 1862 года автор определяет икону как греческого письма, причем указывает, что из трех Ангелов изображение лишь одного осталось неповрежденным. Мгла, опустившаяся на нашу землю уже в этом веке, поглотила безвозвратно святыни Реконьской пустыни. Сквозь войны и лихолетье чудом сохранился до сегодняшнего дня только Троицкий храм — он находится сейчас в Витославлицах—Новгородском музее деревянного зодчества.
В 1685 году по грамоте Новгородского митрополита Корнилия Реконьская пустынь была приписана «...с 13 душами крестьян и 2 четвертями земли» к Тихвинскому Успенскому монастырю. По описи в ней значились в те годы: «церковь, две кельи да конюшен коровий двор ...святые воротцы покрыты тесом». Позже были построены «келия строителская деревя-ная с сенми... анбарец хлебный», «...все сие строение самое ветхое». По штатам 1764 года монастырь был упразднен и обращен в приходскую церковь. Собственных прихожан не было, но в храмовый день к Божественной службе собиралось «довольно богомольцев... из жителей ближайших селений и из отдаленных мест России» поклониться чудесно явлено-му образу. Служба совершалась священниками соседних погостов или монашествующими из Тихвина.
При храме жил только пономарь Михаил Захаров, у которого и попросил приюта Шапошников по приходе в Реконь. Уединенность пустыни, ее недоступность для праздных людей и удивительная тишина, царившая потому в необозримых лесах и болотах вокруг, пленили раз и навсегда сердце подвижника. Здесь он мог всего себя отдать на особое служение Богу — пустынножительство.
Насколько это было в его силах, старец помогал хозяину по дому и огороду, но большую часть времени проводил в молитвах в церкви или в лесу, куда он надолго уходил. Известия о таком благочестии разнеслись по окрестностям, и в Реконь стали приходить крестьяне отдохнуть душой рядом с ним, помолиться, да и посоветоваться о своих бедах и горестях, благо старец, видавший многое в странствованиях и многоопытный, давал всегда дельный совет. Уже тогда крестьяне полюбили подвижника, считали его покровителем и просили благословения на уборку и другие сельские работы, замечая, что без этого дела не удаются.
Казалось, старец нашел после долгих лет лишений покой и отдых, но и здесь, в пустыни, ему пришлось невинно пострадать. В 1814 году местные власти, заинтересовавшись поселившимся в Рекони странником и не обнаружив в городском Духовном правлении паспорт, оставленный там Шапошниковым, вызвали его в Тихвин. Здесь его обвинили в бродяжничестве и, до выяснения подлинного звания и имени посадили в тюремный замок, где он провел 9 месяцев. Но старец не унывал, понимая, что все совершается Божьим соизволением, много молился и не только сам. В полночь и рано утром он поднимал узников и уговорами, а когда и насильно, убеждал помолиться Создателю. Сначала заключенные оказывали всяческое сопротивление, но потом вразумившись, настолько полюбили старца, что, когда того отпускали из тюрьмы, не хотели с ним расставаться. Своим мужественным поведением в тюрьме, беседами-проповедями, наставляющими на праведный путь заключенных и, конечно, известиями об отшельничестве в Рекони Шапошников привлек к себе внимание церковного начальства, и через некоторое время был освобожден.
По некоторым сведениям именно тогда он пишет первое прошение императору Александру I с просьбой разрешить поселиться при Реконьской церкви в качестве сторожа. Документальных подтверждений этому нет. Но освобождение после столь серьезного обвинения в бродяжничестве, за что его могли сослать в Сибирь, говорит о высоком покровительстве, а, возможно, и последовавшей в ответ на прошение Шапошникова Высочайшей милости.
Воспринято это было как чудо, и, полный радости, старец вернулся в Реконь. Но здесь его ждала неожиданность. Пономарь Михаил Захаров, опасаясь наказания за укрывательство беспаспортного, прогнал Шапошникова от себя. При этом он не позволил старцу даже жить где-нибудь поблизости, и тот с посохом и котомкой, как и три года назад, стоял уже на Новгородской дороге, когда крестьяне соседней деревни Заозерье задержали его. Они предложили старцу поселиться в нескольких верстах от церкви, на сопке, вырыли ему землянку. Рядом с ней был водружен большой деревянный крест. По кончине пономаря старец возвратился в Реконь, теперь уже надолго.
В 1816 году по дозволению Новгородского епископа Амвросия он был «определен на вечное при той пустыне жительство», ему же поручили и смотрение за церковью. Старец принялся ревностно выполнять новые и, безусловно, приятные его сердцу обязанности. Он высказывает недовольство о том, что соседние приходы «льстясь на церковное имущество... разоряют пустынь», пытаясь вывезти колокола и утварь. Сам Шапошников, наоборот, принимал всяческое участие в исправлении и починке ветхой уже тогда Троицкой церкви.
Именно в те годы, проживая сначала в землянке на сопке, а потом при церкви, Шапошников положил начало своему первому подвигу — подвигу пустынножительства. Со смирением он принял все тяготы бытия в полузаброшенной пустыньке. Лишение себя элементарных удобств было не вынужденным подчинением суровым условиям жизни. Это была продуманная система умерщвления плоти, любых мирских, а значит греховных, желаний для постижения истинного Богопознания. Удаляясь в пустынь, старец не искал земной славы, тем более мы, спасенные его молитвами и заступничеством перед Создателем, обязаны воздать должное подвигу его.
Сохранилось много достоверных описаний, а также и легенд о его праведной жизни. Следуя примеру древних отшельников, старец всячески умерщвлял свою плоть. Еще до прихода в Реконь он обморозил на Ильмень-озере ногу, и, несмотря на то, что ступня постоянно болела, не лечил ее, а, наоборот, до сильных морозов ходил часто босым. В своей землянке, потом в домике рядом с церковью почти никогда не топил печь; при этом он и дома бывал редко, удаляясь в лес, а чаще в самые топкие места болот для молитвы и размышлений. Зимой, когда пустынь отрезывало глубокими снегами от всего остального мира, старец на долгие месяцы оставался в Рекони один. Питался он очень скудно, довольствуясь плохо пропеченным хлебом, овсянкой, а чаще грибами, ягодами, кореньями и даже корой и мхом. Хлеб он пек сам. Одевался скромно, и грела старца больше не одежда, а удивительная душевная сила, которая таилась в его тщедушном теле. Эта сила сохранила старца и от искушений и козней лукавого: то дверь в жилище старца открывалась в самые лютые морозы, то некто в человеческом обличье появлялся рядом во время молитвы старца и уверял, что он неверно справляет службу. Старец уходил на болото, но и там ему слышались крики, насмешки, угрозы. Из жизни Святых Отцов мы знаем подобные случаи, знал их и старец и всегда обращался с проникновенной молитвой к Господу, Царице Небесной и находил у них поддержку.
Первое время жительства в Рекони Шапошников, конечно, не решался уходить далеко в бескрайние лесные дебри тихвинских лесов. Громадную опасность представляли и моховые болота с бездонными окнами. Но, постепенно освоясь, он уже не боялся ни зверей, ни мрачного безмолвия лесной чащи и надолго уходил в самую глушь для уединенной молитвы. В своих воспоминаниях келейник старца приводил его слова: «Леса были огромные, срублю сухое и полое дерево, зажгу и горит оно неделю и две».
Даже проживая в домике у Троицкой церкви, старец изнурял себя всячески: спал очень мало, да и сон не приносил ему покоя, так как ложе было из досок, а под голову он подкладывал камень. Становясь на молитву, а молился старец с 12 ночи до 7 утра и несколько часов днем, он подсыпал под колени песок. И, наконец, самыми мучительными для него, старого и больного, были железный обруч, надеваемый на голову, проволочная срачица и тяжелые вериги.
Несмотря на то, что старец никогда не показывал своих христианских добродетелей публично, о его чистой и светлой жизни знали. Ближайший его духовный друг в Тихвинском Успенском монастыре иеромонах Мартирий (известен своей благочестивой жизнью также под именем Петр из Грузин, впоследствии строитель Филиппо-Ирапского монастыря) предложил Шапошникову тайно постричься. И 26 августа 1822 года его облекли в иноческий чин с малым пострижением, переименовав в Андриана. 25 ноября 1832 года старец был облечен в схиму. При этом он получил имя Амфилохия. Так как пострижение было тайным, то внешне старец ничем его не проявлял, по-прежнему одеваясь в свое мирское рубище. Лишь избранным он открывал истинное состояние. Поэтому и во многих документах вплоть до самой кончины он фигурирует в основном как А. И. Шапошников, а не как схимонах Амфилохий.
Но Божий Промысел готовил старца к совершению второго подвига — подвижнического, благодаря чему имя Амфилохия навечно останется в летописях церковной истории Северо-Западной России. Узнав о бывшем когда-то в Рекони монастыре, старец проникся идеей восстановить его. По словам Амфилохия, тогда же во сне ему явился преподобный Александр Свирский и обязал его хлопотать об этом. Интересно, что в дальнейшем события развивались настолько необычно, что рассказ старца не вызывает сомнений. Только покровительством Святых угодников можно объяснить счастливое окончание этой истории. Желание старца и начавшиеся хлопоты удивительным образом совпадают с неожиданно всплывшим в Тихвинском уездном суде фактом того, что почти 2 тысячи десятин земли, отписанные Реконьской пустыни по Генеральному межеванию 1783 года, вследствие ряда недоразумений и бюрократических манипуляций не только перешли в Казенное ведомство, но и были отданы в частное владение, а затем, после продажи, перешли совсем в третьи руки. Суд определил пустыни лишь малую часть из когда-то принадлежавших ей земель. Но отец Амфи-лохий «...по делу Реконьской пустыни объявил неудовольствие, так как определение сделано незаконно». Воспользовавшись этим, старец подает аппеляцию, в которой требует не только вернуть отнятое, но и восстановить монастырь. В своих хлопотах Амфилохий встречает как помощь, так и противодействие. После подачи прошения императору Александру 1 он едет в Новгород, в Губернский суд, возвращается в Тихвин и, наконец, добирается до Петербурга. Здесь ему удается заручиться поддержкой Министра Духовных дел князя Голицына, и других, известных своей христианской ревностью, людей. В Новгородской духовной консистории он получает благословление на «неослабное старание и ходатайство о принадлежащей к Реконьской пустыни земли» и удваивает свое усердие. В свою очередь, новые владельцы земельных угодий не сидели сложа руки, и их происками отец Амфилохий вторично попадает в Тихвинский острог. Врагами невинного старца было извлечено на свет старое дело о его, якобы, бродяжничестве. Решением Новгородской палаты уголовного суда от 23 декабря 1839 года постановлено было «Шапошникова... сослать как бродягу в Сибирь». Только преклонные годы спасли его от наказания плетьми.
Но Господь Бог, подвигнув Своего избранника на подвижничество, не оставил его Своей милостью. Содержание посланного еще в 1837 году и не попавшего по назначению прошения императору с изложением всех злоключений старца стало известно Обер-прокурору Святейшего Синода Н. А. Протасову. Наведя справки по этому делу, Обер-прокурор ходатайствовал за Шапошникова перед Николаем I, и тот не только даровал старцу свободу, но и позволил «...согласно желанию его оставить жить при Реконьской пустыни».
А через некоторое время Церковные власти Новгородской епархии по указу от 14 октября 1841 года предписали считать старца «принадлежащим Духовному ведомству».
Между тем, судебная тяжба шла с переменным успехом. По очередному решению Гражданской палаты Шапошникову опять было отказано как истцу. Тогда он весной 1854 года подает аппеляционную жалобу уже в Правительствующий Сенат. Но дело не смогли разрешить и там, и только после передачи его в Государственный Совет, тяжба, наконец, завершилась в пользу монастыря и А. И. Шапошникова. Так как отдать землю, ставшую давно уже частным владением, было невозможно, то Государственный Совет Высочайше утвержденным решением от 20 октября 1858 года присудил выдать Духовному ведомству компенсацию в размере 43 тысяч рублей. 13 мая 1860 года вышел императорский указ о «назначении пустыни в самостоятельную монашескую обитель, с наименованием ее заштатным общежительным монастырем».
Чудо Господне свершилось. Да и как иначе воспринимать удивительную историю торжества Православия в далеком Тихвинском уезде. Мало кто верил, что старцу Амфилохию удастся восстановить монастырь. Пример этот должен служить и нам, так как он показывает, что место, однажды прославленное явлением чудотворного образа — особое. Оно не должно принадлежать ни государству, ни частным владельцам, и право на него есть только у Церкви.
Только чудом можно объяснить неожиданное возникновение в Тихвине судебной тяжбы, и появление одновременно с этим в городе именно того человека, который смог благополучно решить ее. 40 лет тянулось дело, на троне сменилось три императора, а старец все ходил по судам, ездил в столицу и губернию, пока, наконец, не довел его до конца. Там, где другие давно бы отступили, он медленно, но неуклонно шел к своей цели. Келейник старца вспоминал: «Любимая его мысль — видеть впустыни восстановление монастыря и братии». Окружавшие отца Амфилохия отмечали удивительную душевную силу, которой он был как бы осенен свыше и благодаря которой смиренно переносил бесчисленные лишения, тюрьму и унижения, выпавшие на долю его.
В Реконь Шапошников пришел почти 70-летним старцем. Тяжелая жизнь отшельника, конечно, наложила отпечаток на его внешность. Но и в 1855 году, когда старцу было под 90, видевший его Тихвинский архимандрит вспоминал: «...при всем том он бодр и крепок». Показывая чудеса благочестия в духовной жизни, старец в общении был очень добр и приветлив. В тех же воспоминаниях читаем: «...Шапошников разговорчив, даже весел, не высказывает ни излишней набожности, ни ханжества, ведет себя открыто и просто».
Но старец Амфилохий прославился не только своей деятельностью по восстановлению пустыни. Неутомимыми трудами по возобновлению обители в месте, определенном Богом, истязаниями плоти в глуши, благочестием и мудростью он привлек к себе внимание многих. Долгие годы, проведенные в скитаниях по всей России, опыт общения с самыми разными людьми, приобретенный во время судебной тяжбы, сделали Шапошникова блестящим знатоком человеческой души, дали право судить человека. К нему шли: «...знатные и низкие, старые и юные... миряне и иноки». Зная, что старца трудно застать дома, добирались с трудом не только в Реконь, но находили его подчас посреди топких болот, чтобы получить драгоценные совет, утешение или благословение. В изданиях о Реконьской пустыни описываются приемы, подобные тем, что делал старец Зо-сима в «Братьях Карамазовых» Достоевского. Когда посетители приходили вечером, Амфилохий, всегда радовавшийся им, оставлял ночевать, кормил чем мог, а утром беседовал, молился вместе с ними, одаривая теплом своего сердца. С особенною любовью он встречал сирых, больных, вдов, нищих, то есть тех, кто более всех нуждался в совете и помощи. Им старец отдавал те средства, что оставляли в пустыньке ему богатые купцы и крестьяне. Библию отец Амфилохий знал наизусть, и, обладая хорошей памятью, любую беседу начинал с подходящего отрывка из Писания. Читал он с удовольствием, книги были его единственным имуществом в убогом жилище. Посетители не раз замечали, что Писание открывалось при чтении на тех местах, которые относились к происходящему разговору. Приходили к старцу и для излечения, и в этом случае он помогал: молился, поил святой водой, советовал, в какую обитель, на поклонение каким мощам надо сходить — и облегчение страдающего наступало.
За особые заслуги в пустынножительстве Господь даровал старцу Амфилохию дар прозорливости. Среди старожилов тех мест уже второе столетие передаются из уст в уста рассказы о всевозможных предсказаниях подвижника. Предупреждал он крестьян и о неурожае, о падеже скота, пожарах. Еще до восстановления монастыря Амфилохий знал, что Господь не оставит его, справедливость восторжествует. А убежден старец был, так как открылось ему видение: великолепный храм на месте ветхой деревянной церквушки. Другой раз сквозь пол церкви проросла сочная зеленая трава. Было это накануне последнего решающего суда, и старец уверенно истолковал чудесный знак успешным окончанием дела. Сохранились свидетельства предсказания баронессе Розен, что она будет править двумя жезлами. И действительно, впоследствие баронесса стала игуменьей Серпуховского монастыря и начальницей женского института. Интересно еще одно пророчество старца Амфилохия. В начале 60-х годов, когда старец начал строить новый скит близ Реконьской пустыни, он заявил, что там будет построен каменный храм. Старец надеялся дожить до этого и стал завозить на сопку камень. Предсказанию не суждено было сбыться ни в те годы, ни позже; и сейчас только ямы и фундаменты, да россыпь валунов напоминают об этих событиях. Но кто знает, быть может, теперь слова старца сбудутся? И как память о его подвигах и как знак для потомков здесь будет красоваться прекрасный храм?
21 мая 1860 года при большом стечении народа из ближних и дальних деревень, Тихвина, Новгорода и Петербурга было торжественно отпраздновано открытие Свято-Троицкой Реконьской пустыни с крестным ходом, пением канона Святой Троице и Божественной литургии в Троицкой церкви. Новый настоятель иеромонах Даниил, прежде заведовавший в столице часовней Валаамского монастыря, приехал в Реконь с тремя монахами с Валаама, посланием настоятеля Спасо-Преображенского монастыря знаменитого игумена Дамаскина и иконами, подаренными им же. Тем самым в Рекони утверждался Валаамский устав, известный как самый суровый, запрещавший любые мирские радости и предписывавший ежедневный и беспрекословный труд на благо обители. Шапошников принимает деятельное участие в закипевшей работе — надо было строить новую церковь, кельи, службы, проводить дорогу. Старец, проживший в этих местах почти 50 лет, составляет подробнейшее донесение Новгородскому епископу о предполагаемой дальнейшей жизни в монастыре: статьях дохода, числе монахов и послушников, возможностях каменного строительства, в том числе точно указывает, где и сколько можно произвести кирпича, где залежи глины, песка, камня, кто из окрестных помещиков поможет с известью. Но через некоторое время старец отходит от всех дел. Причинами этого были, скорее всего, две: возраст, дававший себя знать, и появившиеся разногласия с новым настоятелем. Кипучая деятельность старца, его живой, неунывающий характер, по-видимому, не устраивали Даниила, прошедшего школу сильного руководства у Дамаскина на Валааме. Трения со старцем должны были возникнуть. Даниила вполне устраивала роль Амфилохия, как подвижника, восстановителя монастыря и, конечно, старца — духовного наставника сотен прихожан, но и только. Между тем, слава о Реконьском пустыннике распространялась все дальше. Драгоценным подарком для него была икона, присланная с благословением от Московского митрополита Филарета. Помнил о благочестивом старце и Петербургский митрополит Исидор. Как и прежде, его келейку посещало множество народа. Вот одно из воспоминаний: «Все неудовольствия и скорби забуду после свидания со старцем... дух мой делается радостным и спокойным». Но приходили к нему и просто любопытные, надоедали пустыми беседами, и тогда старец решил удалиться из Реконьской пустыни. В 3-х верстах от нее строится сначала скит с кельей для него и послушника и маленькой церковью во имя св. Тихона Задонского. Сюда он взял только икону Знамения Божией Матери, которую считал чудотворной и никогда не расставался. Тогда же у старца возникает мысль устроить здесь особый, женский скит, и богадельню. Он начинает хлопоты, завозит строительные материалы, но и здесь сталкивается с человеческой неблагодарностью. Тихвинский архимандрит Владимир и настоятель Реконьский Даниил запрещают все работы и разгоняют живших в скиту странниц. Уставший и больной, Амфилохий удаляется еще дальше от Рекони. В 15 верстах на сопке, окруженной со всех сторон болотом, ему рубят последнюю келью. И отсюда он несколько раз уходит в глубь леса, чтобы никто не мог помешать ему в молитвах. Старец настолько ослабел, что без сил падал, возвращаясь в скит. Келейник, обеспокоенный долгим его отсутствием, отыскивал старца и приводил его, измученного, но шепчущего Псалмы, домой к огоньку. Летом 1865 года старец слег и более уже не поднимался. Последние 30 дней жизни он ничего не ел, выпивал лишь «для утоления внутреннего жара» по капле святую воду. После исповеди и приобщения Тела и Крови Христовых 9 августа в 7 часов вечера замечательный подвижник тихо угас. Кончина его была мирной и покойной, как и теплый августовский вечер за дверьми кельи. Старец ждал будущую смерть с радостью, ибо жил праведно и не боялся возмездия в загробной своей судьбе.
Прах отца Амфилохия был перенесен в монастырь. На следующий день после погребения над могилой была устроена часовня. Через несколько лет в Реконьской пустыни развернулось грандиозное строительство. На пожертвования и вклады благочестивых людей были возведены пятиглавый Троицкий собор, колокольня, Святые ворота, каменная ограда с башнями, многочисленные службы и корпуса. На кладбище рядом с почитаемой древней деревянной церковью была построена новая каменная, Покровская. В ней и покоились останки схимонаха Амфилохия. На могилу его положили вериги, обруч и цепь, которые он носил. По обычаю каждый богомолец, поцеловав их, мог одеть на себя и, поклонившись, помянуть старца. Были установлены дни почитания его — 9/22 августа — день преставления и 23 ноября / 6 декабря — день памяти. Особенно много народу приходило в монастырь в Троицу — приложиться к явленой иконе, которая была установлена в новом каменном соборе. Шли из дальних и из ближних губерний, шли со всей России, ибо известия о праведнике и о чудесно воскрешенном древнем монастыре распространились быстро. И можно представить себе, что чувствовали богомольцы, подходя к монастырю, когда после долгого пути через суровые новгородские леса им открывалась пленительная картина возрожденной обители: величественный собор и удивительно стройная колокольня, окруженные башенками и главками других церквей, серыми крышами келий и служб, нарядные разноцветные башни ограды, золоченые кресты, колокола в гигантских, наполненных голубым небом проемах звона и за всем этим бескрайние лесные просторы.
Увы, в нашем веке монастырю была уготована печальная судьба. В 1921 году он был закрыт, чуть позже разграблен. Осиротевшие строения оказались отданными на волю стихии. Покровская церковь уцелела, но погребение старца Амфилохия разрыто и опоганено. Ничего не сохранилось и от двух скитов, где жил старец. В 1859 году он, горячо молясь перед иконой Божией Матери, отвратил этим гибель пустыни от страшного лесного пожара, бушевавшего вокруг. В 1868 году по молитвенному предстательству старца Амфилохия перед Царицей Небесной пустынь была снова спасена от еще большего огня, когда вокруг выгорели почти все леса и деревни, и братия не знала, удастся ли ей спастись в огненном океане. Кто знает, быть может, и сейчас на небесах свершается чудо, и мы увидим воскресший во второй раз монастырь?
Несмотря на то, что годы уничтожения русского крестьянства и политика «неперспективных» деревень привели к страшным потерям в населении Тихвинского края, память об Амфилохий живет. Старушки помнят, как девочками они ходили в пустынь и с благоговением одевали на голову железный обруч старца, помнят его предсказания, рассказы о его доброте и мудрости.
Будем же помнить старца и мы.