ПРОПОВЕДЬ
Диакон Герман Иванов-Тринадцатый
Ватикан и Россия
Речь идет о Ватикане, его идеологии и захватнической политике, а никак, естественно, о рядовых католиках. Католицизм представляется нам определенно как наибольшая опасность, грозящая теперешней и грядущей России, опаснее самого коммунизма, совершенно сегодня выдохшагося.
Как говорит Достоевский в «Идиоте», католицизм опаснее атеизма, потому что проповедует он искаженнаго и поруганного им Христа. Захватив земной престол, Папа взял мечь и прибавил «ложь, пронырство, обман, фанатизм, злодейство». Какая проницательность художественнаго пера! Католицизм именно опасен тем, что он предлагает подмену, подделку Христа.
За время нашего пребывания в Австралии, мы узнали о том, что впервые за 70 лет транслировалась по советскому телевидению папская рождественская месса. Состоялся и обмен делегациями. Наступление на Православие и на Русский народ идет сейчас усиленным темпом.
Изучаемая нами тема о попытках Рима, т. е. Ватикана, на протяжении веков подчинить себе Русскую Церковь, силою, обманом или хитростью совратить русский народ с праваго пути, является не только глубоко интересной и назидательной темой для историка Церкви, но продолжает быть сугубо актуальным вопросом, обязывающим каждаго — архипастыря, пастыря, любого православного христианина, всех, для кого понятия «русский» и «православный» однозначны — очень бдительно следить за очередными, сегодняшними заигрываниями Ватикана с Москвой и с Православием.
Вопрос этот далеко не отвлеченный, научный вопрос. Итак, постараемся, питаясь опытом прошлаго, достойно ответить на это, как нам кажется, кардинальное явление для будущаго России — Третьяго Рима — не теряя из виду, что согласно православному учению нет учащей и учимой Церкви, но на совести каждаго православнаго христианина лежит ответственность за чистоту веры и охрану Церкви.
Нынешний юбилейный год Тысячелетия Святой Руси явил нам блестящую иллюстрацию попытки Ватикана вторгнуться в это величайшее внутрирусское церковное событие. Немало православных, думается нам, с тревогой и с волнением следило в течение этих последних двух лет за настойчивыми усилиями правящих кругов Ватикана и самого Папы Римскаго добиться того, чтобы «наместник Христа», как они говорят, был приглашен на эти торжества и,— кто знает? — до некоторой степени стал на них главным центром внимания! Очень интересно было следить за всей той отчаянной дезинформацией, которая пускалась в ход по этому поводу. Не раз старались т. н. «осведомленные круги» пускать по разным каналам массовой информации ложные или просто столь ими желаемые слухи о том, что согласие достигнуто или вот-вот получится, надеясь, возможно, поставить Московскую Патриархию в затруднительное положение, как бы перед сбывшимся фактом, от котораго отказываться уже было бы совсем неловко.
Вспомним, как до самаго последняго времени Папа откладывал обнародование своих двух «апостолических» посланий, одно обращенное к православным русским, а другое — к своим униатам украинцам, тем самым сохраняя возможность до самой последней минуты изменить их содержание в связи с ожидаемым, против всякой очевидности, изменением решения Московской Патриархии. Однако, надежды не сбылись, и 22 марта Иоанн Павел II обнародовал свое послание по случаю Тысячелетия, «Euntus in mundum» («Идите по всему миру»), которое по достоверным сведениям было отредактировано уже к концу 1987 года и подписано 17 января. Иными словами, целых 3 месяца пролежало оно в ящике. В послании с большой натяжкой излагается в частности то, что говорилось, писалось и повторялось — почему римская кафедра не может оставаться в стороне от этого великаго события. Св. Равноапостольный Великий Князь Владимир крестил русский народ в днепровских струях в 988 году, то есть, подхватывает Папа и иже с ним, до — как они выражаются — разделения Церквей, имея в виду отпадение Запада от Церкви в 1054 году.
С одной стороны думается: на кого же они разсчитывают с такими уловками? — а с другой стороны можно отметить, до какой степени тут сказывается весь формализм западнаго мышления. Даже если согласиться с тем, что наш отечественный летописец Нестор мог несколько украсить в своем повествовании описание выбора веры посланниками св. Владимира, кто может, кто серьезно может отрицать тот факт, что русские язычники в лице своего князя имели полную возможность избрать любую из других существующих религий, в том числе и любое из направлений внутри христианства,— и что именно избрали византийское христианство, то есть принципиально отказались от западнаго, римскаго христианства, которое уже больше, чем за век до просто удобной и ничего не значащей даты 1054 года во многом уже грешило по отношению к исконному христианству, вылившемуся в Православную Церковь. С неменьшей натяжкой, чтобы не сказать больше, Папа повторяет уже им сказанное в энциклике, провозглашенной 2 июля 1985 года «Slavorum Apostoli» («Апостолы славян»), что, мол, апостольская миссия святых братьев Кирилла и Мефодия проходила якобы под общим омофором Рима и Константинополя, из чего предлагается прямой вывод, что все славяне, в том числе и русские, остаются должниками у Римской Церкви; вот почему римский первосвятитель считает своим святым долгом попечительство над русскими и прочими славянами!
Итак, несмотря на все приложенныя политическия, психологическия и дипломатическия усилия, Московская Патриархия устояла на своем и не поддалась соблазнам.
««Сегодняшнее экуменическое старание», читаем мы в знаменитом письме Иоанна Павла II покойному главе украинских униатов кардиналу Слипому от 19 марта 1979 года, «не может ни умалчивать, ни уменьшать значения и пользы предпринятых в прошедшие века усилий для возстановления единства Церкви, которыя (...) принесли столь благие плоды. Церковь Ваша (...) является свидетельством этой истины. Несомненно, что настоящий экуменический дух должен проявляться и подтверждаться особым, уважением по отношению к Вашей Церкви.» После полувекового ватиканского молчания об Унии неожиданная выходка Иоанна Павла II вдруг перекидывает нас в темную воинствующую эпоху Пия XI и должна привести нам на память красноречивыя слова Папы Урбана VIII, произнесенныя без малаго четыре века тому назад в первые годы насильственного насаждения Унии: «О мои Русины! Чрез вас-то надеюсь я достигнуть Востока». Лучше не скажешь о сущности и о глубинном значении существования Унии в заговоре против русскаго Православия! Лучше не объяснишь движущую силу католичества — будь она прикрыта под улыбками и протянутыми руками мнимой любящей матери или выступает открыто — неизменно, вот уже веками, преследующую одну и ту же цель: завоевание православных душ. Цель-то остается одна, меняются лишь пути достижения ея.
В рамках краткаго доклада мы, естественно, не в состоянии предложить исчерпывающее представление всех тех трений, недружеских поступков, агрессий Ватикана по отношению к России. Немало сведений можно найти в двух хорошо осведомленных трудах на русском языке: «Восточный обряд» К. Н. Николаева и «Церковь, Русь и Рим» Н. Н. Воейкова. По меткому выражению А. С. Хомякова, одного из самых выдающихся сынов России за всю нашу тысячелетнюю историю, та «религиозная ненависть» католичества по отношению к Православию может нами быть проверена на четырех примерах, взятых из четырех отдельных исторических периодов:
- Деятельность Иосафата Кунцевича в связи с появлением Униатской Церкви.
- Восточный вопрос и освободительные войны в течение XIX века.
- Т. н. «восточный обряд» как новый способ борьбы с Православием, появившийся благодаря свержению царской православной власти.
- Попытки соглашения в течение 10 лет с советской властью на развалинах Русской Церкви.
Оставляем мы в стороне насильственныя массовыя обращения в католичество в эпоху между двумя мировыми войнами, как и геноцид 700 000 православных сербов всего за 4 года, с 1941 по 1945 год, в воинствующей римо-католической «независимой хорватской державе», где наподобие евреев, носивших на себе шестиконечную звезду, православные сербы должны были нашивать букву «П» («Православец»), что является недвусмысленным доказательством того, что истреблялись они воинствующими, озверелыми католиками-хорватами именно за их принадлежность к святой нашей православной вере при полном безучастии, чтоб не сказать больше, местнаго загребскаго архиепископа Степинаца, возведеннаго после войны в сан кардинала, и при полном молчании тогдашняго Папы Пия XII.
1. Униатский вопрос. В связи с униатским вопросом надо твердо помнить те условия и обстановку, при которых проводилась Уния в 1595—96 годах и в последующие годы; ясно понимать, какими чувствами были движимы те 6 архиереев-вероотступников, во главе с Михаилом Рагозой, проводившие свое чисто клерикальное движение в полном отрыве от народа, вне всякой соборности; следует также не забывать те вопиющия беззакония и преследования, которым подвергались несчастные исповедники из простого люда, объединявшиеся в знаменитые православные братства; наконец, следует не терять из виду, что «греческая вера» на территории польско-литовскаго государства, не будучи признанной законом, находилась по сути дела вне закона, что позволяло панам безнаказанно распоряжаться имуществом православных, передавать их храмы и соборы униатам или даже давать их в аренду... евреям!
Иными словами, должно быть ясно, что если сейчас униаты действительно страдают, то надо признаться, что страдают они именно тем, что 4 века назад провинились: там лжесобор в 1596 году, здесь «Инициативная группа» в 1946 году; там преследования католическими властями и панами православных, не принявших Унию, здесь преследование советской светской властью униатов, не последовавших за решениями львовскаго собора. Ведь не православные же преследуют униатов, а безбожная советская власть, что не должно однако мешать православным радоваться возврату большинства некогда совращенных в ересь своих братьев. Сегодня настойчиво почему-то требуют от православных какого-то покаяния в связи с ликвидацией Унии в России. Но, спрашиваем мы, когда, какой из римских Пап изъявил свое сожаление по поводу ущемлений прав православных, по поводу всех тех преступлений, совершенных против них Унией? — Никогда и никто, а меньше чем кто-либо теперешний Иоанн Павел II, не пропускающий ни одного случая, чтобы не восхвалить изверга Иосафата Кунцевича, Ватиканом именуемаго святым священномучеником.
До непонятности возмутительны повторныя припоминания этой темнейшей личности. Фактически одно упоминание его фамилии должно считаться настоящим «casus belli». Незадолго до своей «мученической» кончины, последовавшей 12 ноября 1623 года в Витебске, Кунцевич сделал распоряжение выкапывать тела умерших православных и бросать их собакам. По всей своей полоцкой епархии, в Могилеве, в Орше наводил он террор на православных, закрывал и сжигал их церкви. Весьма красноречивы жалобы, посланныя в народные суды и сеймы. Но самое убедительное для охарактеризования Кунцевича можно считать письмо, написанное 12 марта 1622 года, за полтора года до его кончины, литовским канцлером, то есть видным католиком, Львом Сапегой, представителем самого короля польскаго: «Необдуманными насилиями притесняете (Вы) русский народ и толкаете его на бунт (...). Вам известны нарекания простого народа, что ему лучше быть в турецкой неволе, нежели терпеть такия страшныя преследования за веру и благочестие (...). Вы пишете, что Вам свободно топить православных и рубить им головы (...), что надо отдать (их) церкви на поругание (...). (Вы) запираете церкви, чтобы люди без благочестия и христианских обрядов умирали, как нехристи (...). Вместо радости, Ваша льстивая Уния принесла нам только горе, непокой и нестроения, так что предпочитаем быть без нея. Вот плоды Вашей Унии (...).»
Напоминаем, что это не измышления или клевета фанатично настроеннаго православнаго, а выдержки из исторического письма главы католическаго государства, канцлера Великаго Княжества Литовскаго, написаннаго от имени самого короля польскаго неспокойному униатскому епископу.
С большой проницательностью в том же письме Лев Сапега пишет: «Лучше было бы не отдавать нас всенародному гневу и ненависти, а самому себя беречь от всенароднаго суда.»
Когда 12 ноября 1623 года Кунцевич с шайкой приспешников прибыл в Витебск и разгромил шалаши, в которых скрывались православные для богослужений, один из его диаконов накинулся на православного священника. Выведенный из терпения народ бросился тогда на Кунцевича и камнями и палками избил его до смерти. Искалеченное тело было положено в мешок и выброшено в реку Двину.
Таков был безславный конец земной жизни якобы «апостола единения», как смеет безсовестно называть его никто иной, как теперешний папа Иоанн Павел II. Но до него уже, 29 июня 1867 года Пий IX прославил Иосафата Кунцевича со святыми. Пий XI, по случаю трехсотлетия кончины в 1923 году, издал энциклику «Ecclesiam Dei» (т. е. «Церковь Божия»), в которой Кунцевич именуется «свящинномучеником», «апостолом», «праведником», и где говорится, что такие примеры «святой жизни» должны способствовать единению всех христиан. 25 ноября 1963 года, при Павле VI, останки его были перевезены в Рим в папскую базилику Св. Петра, где они теперь «почивают» под престолом св. Василия Великаго, рядом с мощами свв. Григория Богослова и Иоанна Златоуста. Без малейших угрызений совести, презирая историческую правду в угоду своих мелких интересов борьбы с Православием, Иоанн Павел II не боится говорить о «благородной личности» Иосафата, чья пролитая кровь навеки скрепила великое дело Унии. В своем послании к украинской пастве «Magnum Baptismi Donum» (т. е. «Великий дар Крещения»), опубликованном 19 апреля 1988 года, ни словом не исправляются теперь уже вкоренившияся представления об Унии и в Кунцевиче.
А зато от православных католическая общественность все продолжает требовать некий покаянный акт и извинения за понесенный ущерб и недружелюбное, нехристианское отношение.
2. Восточный вопрос. Весь XIX век в области международных сношений прошел под знаком «Восточнаго вопроса». Враги России, вчерашние так и сегодняшние, продолжают клеймить усилия, приложенныя Россией в XIX веке, видя в них ничего больше, чем сущий империализм. Не исключая полностью возможности политической заинтересованности в этих войнах для России, мы-то знаем, что как для русскаго народа, так и для наших Государей война с Турцией ради освобождения плененных православных христиан воспринималась главным образом как некий долг совести, как некая миссия, возложенная Промыслом Божиим на Россию, как самую великую и могучую державу. Благородность чувств редко встречается в международных отношениях; оттого-то, вероятно, мало кому оне были понятны. Война с неверными турками воспринималась как борьба между Добром и Злом. Немалых жертв стоили эти войны, но немалых успехов добилась Россия в деле освобождения единоверных славян, пять веков томившихся под турецким гнетом. По сей день на центральной площади болгарской столицы Софии возвышается величественный памятник Царю-Освободителю Александру II и доблестным русским воинам. Русские также приняли деятельное участие в Наваринской битве в 1827 году и в последующих событиях, приведших к освобождению православной Греции в 1830 году. Но самую заветную мечту — освободить Константинополь — увы, не удалось. В этом печальном деле человечество во многом, можно сказать, обязано Ватикану. Если до сих пор Крымская война и весь «Восточный вопрос» объясняются официальной историей человеческими, политическими, межгосударственными соображениями, то нигде не найти, что душой, подстрекающей, движущей силой того позорнаго факта, что Франция и Англия вошли в союз с неверной Турцией против православной России, безспорно является Ватикан, восполняющий неимение собственных вооруженных сил изобилием влиятельных, тайных советников и агентов и целой клерикальной армией, разбросанной по всему миру.
Чтобы не быть голословными, приведем пламенныя слова, произнесенныя по случаю начала Крымской войны парижским архиепископом кардиналом Сибуром: «Священное дело, угодное Богу дело, это необходимость отразить фотиевскую ересь, покорить ее, разбить ее новым крестовым походом (...) — такова явная цель сегодняшняго крестоваго похода, такова была цель всех крестовых походов, хотя и все в них участвовавшие в этом не признавались. (...) Война, которую Франция собирается вести против России, не политическая, а священная война. Это не война между двумя государствами, между двумя народами, это просто напросто религиозная война; все остальныя выдвинутыя причины являются лишь предлогами». Яснее не скажешь.
Очень тонко замечает Хомяков, что потомки тех католиков, которые некогда совершили «нравственное братоубийство», односторонне изменив Символ Веры, неизбежно должны были придти к желанию «физическаго братоубийства».
А Достоевский свидетельствует нам, что кардинал Сибур не был одиноким воином в поле, и прямо говорит о католическом заговоре: «Воинствующий католицизм берет яростно (...) против нас сторону турок (...). Нет столь яростных ненавистников России в настоящую минуту, как эти воинствующие клерикалы. Не то, что какой-нибудь прелат, а сам Папа, громко, в собраниях ватиканских, с радостью говорил о «победах турок» и предрекал России «страшную будущность». Этот умирающий старик, да еще «глава христианства», не постыдился выразить всенародно, что каждый раз с веселием выслушивает о поражении русских.
Эти слова Достоевскаго так созвучны с уже упомянутым утверждением Хомякова, говорившаго о религиозной ненависти по отношению к православным. «В западных вероисповеданиях, в глубине каждой души, имеется глубокая неприязнь к Восточной Церкви», что легко можно проверить, наблюдая за Крымской войной, где «один из враждующих лагерей содержит только народы, принадлежащие Православию, тогда как в противном лагере имеются римляне и протестанты, объединенные вокруг Ислама».
3. «Восточный обряд» и большевицкая революция. Недружелюбныя высказывания видных католических деятелей по отношению к исторической России столь явны и многочисленны, что, думается, не станет их отрицать. Православная царская власть была тем оплотом, о который разбивались все мечтания и поползновения Ватикана окатоличить русская души. Из Рима с напряжением следили за каждым поворотом, за малейшим сотрясением в политической и общественной жизни России. Отмена крепостного права в 1861 году, рост анархизма и нигилизма — все это порождало немало надежд. «Только революция способна помочь Церкви»,— таков был вывод папскаго нунция Меглия в 1868 году. Немедленно сумел Рим извлечь и использовать все выгоды, вытекающия для его целей из Императорскаго Манифеста терпимости от 17 апреля 1905 года, предоставляющаго полную свободу совести всем русским подданным. Тем не менее, канонизированный в 1954 году Папа Пий X, на самом кануне войны в 1913 году, вопил: «Россия самый большой враг Церкви». Поэтому нет ничего удивительнаго в том, что католический мир с радостью встретил большевицкую революцию. «После евреев, католиков, вероятно, больше кого-либо устраивало свержение царской власти; по крайней мере не причиняло оно им скорби». Безстыдно, но с большой откровенностью также писалось в католических кругах о том, что «нескрытое удовольствие испытал римский престол от падения царской власти и (что) не замедлил (он) вступить в переговоры с советским правительством», как только победа большевиков стала очевидной. А когда спросили одного высокаго ватиканскаго сановника, почему Ватикан был против Франции во время Первой мировой войны, то он воскликнул: «Победа Антанты с союзной Россией была бы столь же великой катастрофой для католической Церкви, как некогда Реформа». Со свойственной ему прямолинейностью, Папа Пий X выражал это чувство следующей формулой: т. е. «если победит Россия, то победит схизма». Для Ватикана, как мы видим, мировая война — все тот же крестовый поход...
Несмотря на то, что она давно к этому готовилась, крушение православной Империи застигло врасплох католическую Церковь. Но очень быстро опомнилась она. Крушение России еще не означало овладение ея католичеством. Для этого следовало определить новый угол нападения. Сознавая, что как и англичанину немыслимо быть миссионером в Ирландии, так и поляку не быть миссионером в России, Ватикан понял необходимость найти совершенно новый прием борьбы с Православием, могущий безболезненно, не возбуждая ни малейшаго подозрения опутать русский народ и подчинить его Римскому Папе. Именно этому маккиавельскому замыслу и отвечает появление т. н. «восточнаго обряда», являющагося в представлении зачинщиков этого движения, согласно удачному выражению Н. К. Николаева, «тем мостом, по которому Рим войдет в Россию.»
Этот мошеннический прием, уподобляющийся плаванию под чужим флагом, имел в первые годы становления советской власти очень быстрый успех, как в окровавленной России, так и заграницей, где он развивал бурную деятельность среди обездоленных эмигрантов, устраивая их на работу, оформляя их бумаги, открывая для них и для их детей русскоязычныя школы. Нельзя отрицать, что могли быть случаи безкорыстной помощи, но в подавляющем большинстве случаев эта благотворительная деятельность преследовала узкоконфессиональную цель — разными льготами заманивать несчастных беженцев в свои на первый взгляд стопроцентно православныя церкви, но... поминающия Папу Римскаго. Кто скажет, сколько следов, какой неизгладимый отпечаток остался на душах, на мышлении, на поведении всех тех, кто когда-то прикасался к этому явлению.
В России эксперимент «восточнаго обряда» просуществовал немногим более десятка лет. Заграницей еще можно встретить несколько таких католических «восточных очагов», среди которых Шевтоньский бенедиктинский монастырь в Бельгии самый представительный, но цель и возможности у них совсем не те, что были. Являются они сейчас своего рода заповедниками, историческим свидетельством прошлаго. Если можно говорить об их теперешнем влиянии, то проявляется оно главным образом в издательской области.
Но несмотря на безобидный сегодня, казалось бы, вид этого движения, вернемся на 70 лет назад, когда оно не без оснований мечтало просто напросто проглотить русское Православие. Душой, главной пружиной этой папской «Ostopolitik» — восточной политики — был некий иезуит, француз, епископ д'Эрбиньи, специально уполномоченный Римским Папой вести переговоры с кремлевскими руководителями для широкаго распространения католичества и тем самым вытеснения Православия из России и из русских душ. С этой целью д'Эрбиньи трижды отправлялся с дипломатическим паспортом, выданным Францией, в Советский Союз, где он совершил несколько архиерейских хиротоний с конечной целью представить состав русскаго католическаго духовенства, приемлемаго для советской власти.
Прислушаемся, до каких вершин сплошной аморальности могло доходить это духовенство: «Большевизм умерщвляет священников, оскверняет (...) храмы и святыни, (...) разрушает монастыри (...). Но не в этом ли как раз заключается религиозная миссия безрелигиознаго большевизма, что он обрекает на исчезновение (...) носителей схизматической мысли, делает, так сказать, «чистый стол» («tabula rasa») и этим дает возможность к духовному возсозиданию».
А для тех, кому не ясно, о каких возможностях духовнаго возсозидания говорит тут бенедиктинец Хризостом Бауер, можно привести уточнение из венскаго католическаго органа печати: «Большевизм создает возможность обращения в католичество неподвижной России». Никто иной как экзарх русских католиков Леонид Федоров в марте 1923 года, привлеченный к суду вместе с 14-ю другими духовными лицами и одним мирянином, плачевно свидетельствовал перед Ревтрибуналом об искренности своих чувств по отношению к советской власти, которая, думалось Федорову, не поняла всего того, что могла она ожидать и добиться от католичества: «С тех пор, как отдал я себя католической Церкви, моей заветной мыслью было примирить родину мою с этой Церковью, для меня единственной истинной. Но мы были непоняты правительством. (...) Все латинские католики вздохнули, когда произошла октябрьская революция (...). Я сам приветствовал с энтузиазмом декрет об отделении Церкви от государства (...). Только под советским правительством, когда Церковь и Государство были отделены, могли мы вздохнуть свободно. Как религиозно-верующий, я в этом отношении видел действие Промысла».
Нельзя терять из виду, что все эти высказывания патентованных католиков, любезничающих с советской властью, делались в самый кошмарный для Православной Церкви период полнаго ея физическаго уничтожения.
Поскольку ватиканская дипломатия придерживается принципа «цель оправдывает средства», что может быть проверено в течение всей ея многовековой истории, надо ясно понять, в какую игру Ватикан тут играл с Москвой. По сути дела, Православие очутилось жертвой двух враждебных ему принципов: католичество и безбожный коммунизм, которых в этом деле сближало любопытное совпадение интересов. Москва понимала, что ея желание искоренить веру из русскаго народа — непосильная задача. А пока Православная Церковь оставалась верной самой себе, безкомпромиссно относилась к богоборческой власти, мужественно свидетельствуя о коренной несовместимости между христианским и коммунистическим началами, советские руководители готовы были, хотя бы по двум причинам, благосклонно изучить любезно предложенный им вариант католичества, чтобы направить в нужное им русло эту потребность религиозности, присущую русской душе.
Первая причина — безукоризненная, много раз повторяемая, лояльность католичества к новому строю, как внутри СССР, так и заграницей, а вторая причина — выгодно было Кремлю (или просто забавно), чтобы эта религиозная потребность утолялась вековым врагом Православия. Со своей стороны, католики готовы были закрывать глаза на все зверства большевиков, в том числе и разстрел в апреле 1923 года католическаго епископа Буткевича и заключение епископов Цепляка, Малецкаго и Феодорова; зато шесть недель спустя Ватикан выразил свое сочувствие по поводу покушения в Лозанне (Швейцария) на советскаго агента Воровскаго! Германский посол в Москве сообщил сказанное ему народным комиссаром иностранных дел Чичериным: «Пий XI, в Генуе, был любезен со мной, в надежде, что мы сломим монополию Православной Церкви в России и тем самым расчистим ему путь».
В архивах французскаго министерства иностранных дел нашли мы немало информации самой первой важности. Секретная телеграмма № 266 от 6 февраля 1925 года из Берлина сообщает нам, что советский посол в Берлине Крестинский заявил кардиналу Пачелли (будущий Пий XII), что Москва не будет сопротивляться устройству на русской территории католических епископов (в множественном числе) и митрополита, и что католическому духовенству будут вообще предоставлены самые благоприятныя условия. Шесть дней спустя, в секретной телеграмме № 284 говорится также о разрешении открытия католической семинарии.
Таким образом, в то время, как с неимоверной жестокостью истреблялись наши Св. Новомученики, Ватикан тайным порядком вел переговоры с Москвой, официозно добивался разрешения назначать Римом нужных епископов и даже разрешения открыть семинарию, хотя этот вопрос, по нашим сведениям, еще поднимался на высшем уровне — значит, не был решен — осенью 1926 года.
Можно назвать это время кульминационным в этом противоестественном сближении между Ватиканом и красной Москвой.
Только в конце 1929 года в начале 1930-го Ватикан окончательно признал, что потерпел политическое поражение, и стал громко выступать против большевицких преступлений, которых он до сих пор как будто бы не замечал, и в 1937 году, целых 20 лет после революции, Пий XI выпустил знаменитую энциклику «Divini Redemptoris» (т. е. «Божественный Искупитель»), обличающую коммунизм.
Но надо знать, что не одни русские православные следят за происходящим в России. Враг не дремлет. Если, несмотря на все приложенныя усилия, не было дано Иоанну Павлу II вторгнуться лично в наш юбилей, то произошло однако одно событие, на наш взгляд чреватое последствиями. Имеем в виду встречу Горбачева с кардиналом Казароли в конце московских празднеств в июле этого (1988) года. Кардинал Казароли, статс-секретарь, т. е. 2-е лицо Ватикана, и для многих католиков слывет сомнительной личностью. Был он душой ватиканской «остполитики» при Иоанне XXIII и Павле VI. Был он также близким другом покойнаго ленинградскаго митрополита Никодима (Ротова)... Политическая гибкость католицизма всем известна.
Возвращение на передний план кардинала Казароли носит само по себе политическое значение. Заявив, что в Ватикане с интересом следят за перестройкой, которая отвечает христианским началам, Казароли торжественно передал Горбачеву тайное послание от Иоанна Павла II. Католики вообще очень любят тайны. Но нам-то нетрудно догадаться о вероятном содержании этого тайного послания: заверение в полной лояльности католической Церкви к политике перестройки, легализация униатской Церкви и вообще переоценка удельнаго веса католичества в СССР.
Не добившись своего с церковной иерархией, Ватикан мечтает добиться своей цели обращаясь к советской власти, что не будет однако мешать ему продолжать свои экуменические сношения с Московской Патриархией. Будем следить за высказывания ми и будущими поездками Папы. Известно кроме того, что у Горбачева намечена официальная поездка в Италию. В данной обстановке ясно, что ему тогда будет предложена аудиенция в Ватикане. В таких условиях, сможет ли Горбачев отказать в обратном визите тому, кто предоставит ему, перед мировой общественностью, такой «сертификат респектабельности»?
А тем временем Ватикан распространяет в направлении всех гонимых свою щедрую руку помощи, заступничества и сострадания. Увы, многие уже готовы схватить эту руку...
Желали бы мы, чтобы все «во отечестве и в разсеянии сущие» православные имели бы в памяти, не ради мести, а ради будущности России, те исторические факты, которые мы считаем нужным напомнить. Сомнительный друг бывает, порою, хуже и опаснее открытаго врага.
Пусть всем послужит примером заявление Блаженнейшаго митрополита Антония (Храповицкаго). 10 июня 1922 года из Сремских Карловцев в связи с арестом Святейшаго Патриарха Тихона постановил он: «(...) Обратиться с особым воззванием — возвысить свой голос против чинимых над Святейшим Патриархом Всероссийским насилий — ко всем главам Православных и инославных Церквей, кроме Папы Римскаго, о котором имеются точныя сведения о том, что он не только вступил в соглашение с христопродавцами большевиками, но старается использовать гонения на Русскую Православную Церковь и ея славу в корыстных целях воинствующего католицизма».
Пусть трезвыя слова эти нашего маститаго незабвеннаго Аввы служат нам примером для нашего поведения и отношения к помощи, предлагаемой Ватиканом для будущей и сегодняшней России.
Доклад на 24 Съезде Русской Православной Молодежи в год Тысячелетия Святой Руси.
Монреаль, 1989.
1 «Именно тогда Михаил Горбачёв выступил в защиту униатов. Во время его визита в Ватикан, 1 декабря 1989 г., он заверил папу, что все преследования украинской католической церкви прекратятся, и что она получает официальное признание по новому закону о религиях, гарантирующему свободу религии и совести.»
Из статьи «Московский Патриархат и украинская католическая церковь». Газета «Шуазир» январь 1991 г./перевод с франц./