НАШИ ИНТЕРВЬЮ
Страдания России не могут не принести свет миру
(Беседа с Н. А. Струве, редактором «Вестника Русского христианского движения»)
В начале марта в нашем городе побывал Никита Алексеевич Струве, известный литературовед и знаток церковной жизни, который является главным редактором журнала «Вестник Русского христианского движения», выходящего в Париже. Он приехал с большой книжной выставкой издательства «ИМКА-ПРЕСС», выпустившего великое число книг на русском языке, в том числе по богословию и религиозной философии.
В гостинице «Москва» Н. А. Струве любезно ответил на вопросы, заданные ему членами редколлегии «Санкт-Петербургских епархиальных ведомостей» В. В. Антоновым и Н. К. Симаковым.
Вопрос: Считаете ли Вы, что в России сегодня происходит православное возрождение? Как изменилось Ваше мнение в этом отношении после посещения России?
Ответ: Для того, чтобы убедиться в том, что православное возрождение происходит, мне необходимо было бы объездить и изучить всю Россию. Тем не менее, одним из моих самых сильных впечатлений в Москве было возрождение приходов. Я считаю огромным духовным событием, что теперь наконец, спустя почти 70 лет, дети свободно допускаются в Церковь, что дети «копошатся» и научаются вокруг приходов. Это — начало возрождения, ибо за этим — будущее.
Вопрос: Русские мыслители, начиная с Хомякова и Данилевского до И. Ильина и В. Ильина, писали о «русской идее», о том значении, какое православная Россия должна иметь для всего мира. Какое сегодня, с Вашей точки зрения, значение России для мира, и какова «русская идея» сегодня?
Ответ: Я не знаю, можно ли говорить о «русской идее»; можно говорить о факте существования православной России. Я бы скорее говорил о значении Православия в России, оно остается незыблемым, что бы ни случилось. Я глубоко убежден (это убеждение было заложено во мне нашими мыслителями и богословами, начиная от Бердяева и кончая о. Александром Шмеманом) в том, что Православие — это высшая, чистейшая форма христианства. О «русской идее» можно говорить только в связи с Православием и в той мере, в какой Россия живет в Православии — в полном его смысле, а не в ограниченном «русском» Православии (почему так важен эмигрантский опыт). Только тогда она может принести что-то и миру. Сейчас вопрос не столько в том, что Россия может дать миру, ибо она уже много дала ему; России сейчас нужно ставить вопрос о себе самой: выживет ли она после такого страшного опыта, ответственность за который нельзя сваливать на других. Опыт этот у России есть, и если Россия преодолеет его, это «сошествие в ад», то тогда она больше скажет миру. Я думаю, что накопленные за все эти десятилетия страдания не могут не принести свет миру.
Вопрос: Православные русские люди уже долго живут в рассеянии, они много способствовали распространению Православия, но, оказывая духовное влияние на свое окружение, они, очевидно, сами испытывают обратное влияние. В чем оно проявляется и насколько сильно во Франции?
Ответ: Русские люди, будучи выкинутыми за рубеж, стали «религиозным островком» в инославном мире. Как раз в этот момент зародилось экуменическое движение. Христиане, исповедовавшие одинаково имя Христово, а иногда и основные догматы, стали встречаться друг с другом. В этом смысле у эмиграции был свой особый опыт: с одной стороны, она твердо придерживалась Православия, но, с другой стороны, пребывание в инославном мире (я говорю о французской эмиграции) позволило ей испытать благотворное обратное влияние, т. е. расширить свой религиозный мир, в личном плане, а не в церковном. Мы поклоняемся западным святым, изучаем западное богословие, кормимся им: я, например, очень многим обязан французскому католическому богословскому возрождению 40—50-х годов, которое, в свой черед, испытало влияние Православия. В этом смысле наша особенность за рубежом заключается в том, что мы могли осмыслить Православие более универсально. Другая же часть эмиграции, наоборот, замкнулась в себе, лишь бы только сохранить Православие в неприкосновенности. Во Франции эмиграция может похвалиться универсальным опытом и расширением православного сознания.
Вопрос: Считаете ли Вы в нынешних условиях возможным и целесообразным продолжать диалог православных и католиков?
Ответ: Все зависит от того, на каком уровне ведется диалог. Диалог всегда нужно продолжать. Другое дело, что в нынешний тяжелый момент все нужно решать на местах. Я понимаю, что Патриарх и Синод Русской Православной Церкви хотят на какое-то время воздержаться от некоторого вида диалогов. Всегда нужно ставить определенные условия. Сейчас, когда в Западной Украине чувствуется определенный натиск римско-католического империализма, может быть, на время нужно прекратить диалог. Но диалог между христианами на всех уровнях — необходим. Ошибочно, пожалуй, что диалоги идут в основном на уровне епископата или богословов, они должны быть богословскими, но идти на всех, по возможности, уровнях.
Вопрос: Изменили ли Вы свое отношение, побывав в России, к канонизации царской семьи? Ведь в прошлом, оно у Вас было не просто критическим, а явно отрицательным?
Ответ: У меня остается совершенно отрицательное отношение ко всем канонизациям, проделанным Зарубежной Церковью, потому что она притязает на ту полноту, которой не имеет. Я никогда не отрицал канонизацию царской семьи, если она будет следствием народного почитания; ибо любая канонизация должна начинаться с народного почитания. Оно имеет место, но для некоторых канонизаций нужно еще и время. Были в истории Церкви канонизации, которые носили политический характер. Если мы хотим канонизировать царскую семью как невинных мучеников, как искупительную жертву, для этого необходимо время, долгое почитание, чтобы не было конъюнктуры и политики. Я считаю, что пусть будет почитание царской семьи, а когда немного отшумит эпоха, канонизация конкретизируется.
Вопрос: Ваше отношение к Русской Зарубежной Церкви и к открытию ее приходов в России?
Ответ: Крайне отрицательное. Я считаю, что Русская Зарубежная Церковь — это только одна из ветвей, которая получила название Зарубежной, синодальной или «карловацкой». Я думаю, что ее грех тяжелее, чем грех римско-католической Церкви, потому что она, будучи православной, вносит сейчас раскол в Русскую Церковь. Это — безумие, ошибка и настоящий грех. Я это воспринимаю болезненно, ибо тень ложится на всю Зарубежную Церковь.
Вопрос: Ватикан назначил в Россию четырех епископов, баптистские проповедники выступают у нас на стадионах, в Западной Украине униаты насильно захватывают православные храмы. Разделяете ли Вы бытующее мнение о религиозной экспансии Запада в Россию?
Ответ: Секты были всегда довольно сильно распространены и угрожали Православной Церкви, но я считаю, что они для нас — определенный вызов. Конечно, баптисты имеют большие средства, которых у православных на Западе и у желающих им помогать совершенно нет. Однако я считаю, что этот вызов может стать благотворным, если суметь хорошо на него ответить, а не воспринимать как посягание и не запереться в себе.
Что касается римо-католичества, то я различаю религиозное ватиканское начало и западную католическую Церковь. Момент экспансии, действительно, есть, я не говорю о Западной Украине, где за Православной Церковью грех 1946 года, и, когда сейчас отбираются церкви — может быть, в совершенно не должном порядке — это расплата за наш грех. Хотя слово «экспансия» мне не очень нравится, но прозелитизм римско-католической Церкви заложен в ее эклезиологии. Я об этом говорил самому парижскому кардиналу. Я отделяю помощь, которую непосредственно и совершенно бескорыстно приносят многие католики Русской Церкви, от эклезиологического империализма Рима, который является историческим фактом.
Разделение Церквей началось, как известно, не столько с анафематствований, сколько с отделения Константинополя, начавшегося в XIII веке, и отголоски этого остаются до сегодняшнего дня.
Вопрос: Как Вы относитесь к убийствам православных в Западной Украине? Они ведь связаны с римско-католической Церковью.
Ответ: Западная Украина — это особая область. В ней проявляются националистические страсти, которые перекрывают религиозные,— националистический момент сильнее. Может быть, там есть жертвы, но в 1945/46 годах у них тоже были жертвы. Это — слишком сложный комплекс, униатство есть следствие эклезиологического империализма Рима. Я считаю его глубоко порочным, но оно является историческим фактом. Униатская Церковь существует четыре века, и униатство принесло большой вред не только в России, развившись также в Румынии и в арабских странах. Униатство — ложный путь римско-католической Церкви, от которого, по моему мнению, Рим должен отказаться. Он не может отречься от созданного им положения, но он должен был бы его попридержать.
Вопрос: С 60-х годов «Вестник РХД» приобрел большое влияние в России среди православной и богоискательской интеллигенции. Он составлялся и до сих пор составляется, в основном, из материалов, приходящих отсюда. Сейчас многое можно публиковать и читать в самой России. Слабеет ли, по Вашему мнению, прежнее воздействие «Вестника» и уменьшаются ли в связи с этим объем и качество материалов?
Ответ: Пока не меняется. Мне самому этот вопрос еще не ясен. В общем «Вестник» должен был бы потерять и, может быть, уже теряет свое значение, но, с другой стороны, его доступность расширяется, с ним знакомятся новые круги. Мы преднамеренно никогда ничего не предпринимали. Когда-то «Вестник» был тонким журналом, потом он стал толстым журналом, потому что в него влились материалы из России, ее дух и потребности.
Что касается теперешнего положения, я думаю, что еще рано говорить «ныне отпущаеши», потому что благодаря расстоянию, благодаря тому, что мы живем вне страстей и опираемся на самую существенную и творческую из всех православных традиций, в некоторых случаях мы еще можем давать верную перспективу.
Худ. П. П. Чистяков. 1860 г.