ПРАВОСЛАВНОЕ ВЕРОУЧЕНИЕ
Свят. Феофан Затворник
Как начинается в нас христианская жизнь?
Надобно нам уяснить себе, когда и как начинается истинно христианская жизнь для того, чтобы видеть, положено ли в нас начало жизни сей, и, в случае, если не положено, знать как положить оное, на сколько это от нас зависит.
То нерешительный еще признак истинной жизни во Христе, если кто-нибудь именуется христианином и принадлежит к Церкви Христовой. Не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в царствие (Марф. 7, 21). И не вси, сущий от Израиля, суть Израиль (Римл. 9, 6). Можно быть в числе христиан, и не быть христианином. Это всякий знает.
Есть момент, и момент весьма заметный, резко обозначающийся в течении жизни нашей,— когда кто начинает жить по-христиански. Это тот момент, когда в нем начинают качествовать отличительныя черты жизни христианской. Христианская жизнь есть ревность и сила пребывать в общении с Богом деятельным, по вере в Господа нашего Иисуса Христа, при помощи благодати Божией, исполнением святой воли Его, во славу пресвятаго имени Его. Существо жизни христианской состоит в Богообщении о Христе Иисусе Господе нашем,— в Богообщении, в начале обычно сокровенном не только от других, но и от себя. Видимое же, или ощущаемое внутрь нас, свидетельство о ней есть жар деятельной ревности, исключительно о христианском Богоугождении, с полным самоотвержением и ненавидением всего тому противнаго. Так, когда начинается сей жар ревности, тогда полагается начало христианской жизни; и в ком он постоянно действует, тот живет по-христиански.
На этой отличительной черте надобно остановить немного подолее наше внимание.
Огня приидох воврещи на землю,— говорит Спаситель,— и как желал бы Я, чтобы он возгорелся (Лук. 12, 49). Это говорит Он о христианской жизни, и говорит потому, что видимое ея свидетельство составляет возжигаемая в сердце Духом Божиим ревность о Богоугождении, похожая на огонь, ибо как огонь снедает то вещество, в котором внедряется, так и ревность о жизни по Христе снедает душу, которая восприяла ее. И как во время пожара пламя охватывает все здание, так и воспринятый огнь ревности объемлет и наполняет все существо человека.
В другом месте Господь говорит: всяк огнем осолится (Марк. 9, 49). И это есть указание на огнь духа, ревностию проникающаго все существо наше. Как соль, проникая удоборазлагаемое вещество, предохраняет его от гниения, так и дух ревности, проникая все наше существо, изгоняет грех, растлевающий нашу природу и по душе, и по телу, из всех даже малейших его вместилищ и хранилищ, и тем спасает нас от нравственной порчи с растления.
Апостол Павел заповедует: Духа не угошать (I Сол. 5, 19), быть тщанием не ленивыми, духом гореть (Римл. 12, 11),— заповедует сие всем христианам, чтобы помнили, что горение духа, или неленостное тщание, есть неотъемлемое свойство христианской жизни. В другом месте о себе говорит он: задняя забывая, в предняя же прострираяся, со усердием гоню к почести вышняго звания о Христе Иисусе (Фил. 3, 13. 14); и другим внушает: тако тецыте, да постигнете (I Кор. 9, 24). Значит, в жизни христианской, вследствие жара ревности, есть некоторая быстрота и живость духовная, с которою берутся за дела Богоугодныя, попирая себя и охотно принося в жертву Богу всякаго рода труды, без жаления себя.
Утверждаясь на таком понятии, легко можно заключить, что холодное исполнение уставов Церкви, равно как регулярность в делах, установляемая расчетливым раз'судком, исправность, степенность, и честность в поведении еще не суть решительные указатели, что качествует в нас истинно-христианская жизнь. Все это хорошо, но коль скоро не носит в себе духа жизни о Христе Иисусе, не имеет никакой пред Богом цены. Такого рода дела будут тогда как бы бездушные истуканы. И часы хорошие идут исправно; но кто скажет, что в них есть жизнь?! Так и тут: часто имя только имеют, что живы, будучи на деле мертвы (Апок. 3, 1). Эта добропорядочность поведения больше всего может вводить в обольщение. Истинное его значение зависит от внутренних расположений, в которых возможны значительныя уклонения от существенной правды при делах правых. Как, удерживаясь внешно от дел греховных, можно питать к ним привязанность или соуслаждение в сердце, так равно, делая дела правыя внешно, можно не иметь к ним расположения сердечнаго. Только истинная ревность как добро хочет совершать во всей полноте и чистоте, так и грех преследует до малейших его оттенков. Перваго ищет она как насущнаго хлеба, с последним поступает как с врагом смертельным. Враг врага ненавидит не только в лице его собственном, но ненавидит родных его и знаемых, даже вещи его, цвет ему любимый, вообще все, что сколько нибудь напоминает о нем. Тоже и ревность о Богоугождении истинная: преследует грех в малейших об нем напоминаниях или намеках; ибо ревнует о решительной чистоте. Не будь этого, сколько нечистоты может залечь в сердце!
И какого успеха можно ожидать, когда нет стремительной ревности о христианском Богоугождении? В чем нет труда, то будет еще исполняться; но коль скоро потребуется в чем либо усиленный труд, или какое либо самопожертвование,— тотчас последует отказ, по невозможности совладеть с собою. Ибо тогда не на что будет опереться, чтобы подвинуть себя на доброе дело: саможаление подорвет все опоры. Если же примешается другое какое побуждение кроме указаннаго, то оно и доброе дело сделает недобрым. Соглядатаи при Моисее убоялись от того, что себя жалели. Мученики охотно шли на смерть от того, что их сожигал внутренний огонь. Истинный ревнитель не законное только делает, но и совет, и всякое благое внушение, тайно печатлеемое в душе; делает не представляющееся только, но бывает изобретателен на добро, весь в заботах об одном добре прочном, истинном, вечном. «Везде потребно нам, говорит св. Иоанн Златоуст (бесед. 31 на Деян.), усердие и многое разжение души, готовое ополчиться против самой смерти; ибо иначе невозможно царствие получить».
Дело благочестия и Богообщения есть дело многотрудное и многоболезненное; особенно на первых порах. Где взять сил, чтобы подъять все эти труды? При помощи благодати Божией — в одушевленной ревности. Купец, воин, судья, ученый проходят службу многозаботливую и многотрудную. Чем поддерживают они себя в трудах своих? — Воодушевлением и любовию к своему делу. Не иным чем можно поддерживать себя и на пути благочестия. А без сего мы будем находить в служении Богу томность, тяготу, скуку, вялость. И тихоход идет, но с болезнию, тогда как для быстрой серны или проворной белки движение и переход составляют удовольствие. Богоугождение ревностное есть отрадное, окрыляющее дух, шествие к Богу. Без него можно испортить все дело.— Надо все делать во славу Божию, наперекор живущему в нас греху; а без сего мы будем все исполнять только по привычке, по требованию приличия, потому что так издавна делалось и так делают другие. Надо делать все; а в противном случае мы иное сделаем, а иное нет, и притом без всякаго сокрушения и даже памяти о пропусках. Надо все делать со вниманием и осмотрительностию, как главное дело; а иначе мы будем делать, как пришлось.
Итак, ясно, что без ревности христианин плохой христианин,— вялый, разслабленный, безжизненный, ни тепел, ни хладен,— и жизнь такая не жизнь. Сие ведая, потщимся явить себя истинными ревнителями добрых дел, чтобы быть истинно угодными Богу, не имея скверны или порока, или нечто от таковых.
Итак, верное свидетельство о жизни христианской есть огнь деятельной ревности о Богоугождении. Спрашивается теперь, как возжигается сей огнь? Кто его производители?
Такая ревность производится действием благодати, однако же и не без участия свободной нашей воли. Жизнь христианская не есть жизнь естественная. Таково же должно быть и ея начало, или первое ея пробуждение. Как в семени растительная жизнь пробуждается тогда, как к сокрытому в нем ростку проникает влага и теплота, и чрез них — всевозстановляющая сила жизни, так и в нас жизнь Божественная пробуждается, когда проникает в сердце Дух Божий и полагает там начало жизни по духу, очищает и собирает во едино омраченныя и разбитыя черты образа Божия. Пробуждается желание и свободное искание (действием извне), потом нисходит благодать (чрез таинства), и, сочетавшись с свободою, раждает мощную ревность. И никто не думай сам собою родить такую силу жизни, об ней должно молиться и быть готовым приять ее. Огнь ревности с силою — это благодать Господня. Дух Божий, сходя в сердце, начинает действовать в нем не снедающею только, но и вседействующею ревностию.
Иным приходит на мысль: зачем это действие благодати? Неужели мы сами не можем делать добрых дел? Вот мы сделали то и то доброе дело. Поживем, и еще что-либо сделаем. Редкий, может быть, не останавливался на этом вопросе. Иные говорят, что мы не можем сами собою ничего добраго делать. Но здесь дело не об отдельных добрых делах, а в перерождении всей жизни, о жизни новой, о жизни в целом ея составе — такой, которая приводит ко спасению. При случае нетрудно что-нибудь сделать даже очень хорошее, как делали и язычники. Но пусть кто намеренно определит себя на неопустительное доброделание, определит порядок его по указанию слова Божия,— и это не на один месяц или год, но на всю жизнь,— и положит неуклонно пребывать в сем порядке, и потом, когда пребудет верен тому,— пусть хвалится своею силою; а без сего не лучше ли заградить уста свои. Мало ли бывало и бывает опытов самодельнаго начинания и устроения христианскаго жития? И все они оканчивались и оканчиваются ничем. Постоит немного человек в новоизбранном порядке — и бросает. И как иначе? Нет сил. Только вечной силе Божией свойственно поддерживать нас неизменными в расположении среди безпрерывных приливов изменений временных. Потому надобно преисполниться сею силою, испросить ее и принять по чину,— и она приподнимет нас и извлечет из этого треволнения временнаго.
Обратитесь еще к опыту и посмотрите, когда приходят такие помышления самодовольства? Когда человек бывает в покойном состоянии, когда его ничто не смущает, ничто не прельщает и не влечет ко греху, тогда он готов на самое святое и чистое житие. Но чуть движение страсти или соблазн — куда все обеты?! Не говорит ли себе часто человек, ведущий невоздержную жизнь: теперь не буду больше. Но насыщение страсти прошло, новый позыв возстает, и он опять является во грехах. Хорошо разсуждать о перенесении обид, когда все идет по нашей воле, не на перекор самолюбию. Тут, пожалуй, странным покажется чувство оскорбления или серчания, какому предаются другие. Но случись самим быть в подобном положении, тогда и один взгляд, не только слово, выведет из себя. Так можно в самонадеянности мечтать о возможности самому собою, без высшей помощи, вести жизнь христианскую, когда покоен дух. Но когда зло, слегшееся на дне сердца, возмятется, как прах ветром, тогда в собственном опыте найдет каждый осуждение своей заносчивости. Когда помысл за помыслом, желание за желанием,— одно другаго хуже — начинают тревожить душу, тогда забудет всякий про себя и невольно воззовет с Пророком: воды внидоша до души моея: углебох в тимении глубины (Псал. 68, 2). О, Господи, спаси же! О, Господи, поспеши же! (Псал. 117, 25).
Не бывает ли часто так: мечтает иной в самоуверенности пребывать в добре. Но вот воображено лице или вещь, родилось желание, возбудилась страсть; человек увлечен и пал. После сего оставалось бы только посмотреть на себя и сказать: как это худо! Но вот представился случай к развлечениям, и он снова готов забыться. Далее, кто нибудь оскорбил: началась брань, укоры, суд; представилась неправая, но выгодная сделка,— берется и за то: одного унизил, с другими поделился, третьяго столкнул с места,— и все это после того, как хвалился возможностию самому, без особой помощи свыше, вести себя свято. Где же сила? — Дух бодр, плоть же немощна (Матф. 26, 41). Видишь добро и творишь зло: хотящу творити доброе, злое прилежит (Римл. 7, 21). Мы в плену: искупи нас, Господи!
Один из первых вражеских наветов на нас есть помысл самонадеянности, т. е. если не отвержение, то не чувствование нужды в благодатной помощи. Враг как бы так говорит: «не ходи туда — к свету, где хотят тебе дать какия-то новыя силы! — Ты у меня и так хорош». Человек и предается покою. А враг между тем—где подкинет камень (неприятности), где наведет на скользкое место (прелести страстей), где усеет цветами закрытые силки (светлая обстановка). Не оглядываясь, человек стремится все далее и далее, и не догадывается, что ниспадает все ниже и ниже, пока, наконец, не низойдет на самое дно зла — к преддверию ада. Не нужно ли в таком случае крикнуть ему, как первому Адаму: «человек, где ты? Куда ты зашел?» Вот это то воззвание и есть действие благодати, которое заставляет грешника в первый раз осмотреться на себя.
Итак, желаешь начать жить по-христиански, взыщи благодати. Минута, когда низойдет благодать и сочетается с твоею волею, будет минутою рождения жизни христианской — сильной, твердой, многоплодной.
Где обрести и как принять благодать, зачинающую жизнь? — Стяжание благодати и освящение ею нашего естества совершается в таинствах. Здесь мы предлагаем действию Божию, или предносим Богу свою непотребную природу,— и Он действием Своим претворяет ее. Богу угодно было, для поражения гор-даго ума нашего, в самом начале истинной жизни, сокрыть силу Свою под сению вещества простаго. Как это бывает, не постигаем, но опыт всего христианства свидетельствует, что иначе не бывает.
Таинств, преимущественно относящихся к началу жизни христианской, два: крещение и покаяние. Потому и правило касательно начала жизни истинно-христианской собираются одни вокруг крещения, а другия — вокруг покаяния.
Еп. Феофан. Путь ко спасению. Третья часть. М., 1899.