• Выпуски
• Авторы
• Рубрики
• Поиск

СЕМЕЙНОЕ ЧТЕНИЕ

Е. Поселянин

Идеалы христианской жизни

(продолжение)

МИР ВЕРЫ

Глава IV
О ПОСТЕ И МИЛОСТЫНЕ

Пост есть одно из церковных установлений, которое в быту встречает наибольшее противодействие со стороны не только отошедшей от церкви части населения, но и в среде верующих. Между тем, пост имеет чрезвычайно важное влияние как на тело, так и на дух человека.

Если христиане поставили себе образцом, к которому надо стремиться, по которому надо устраивать свою жизнь — Христа Спасителя, то все действия Христовы на земле имеют для христиан особенное значение, и этим действиям, по возможности, должно подражать.

Христос постился, постился необыкновенным образом. В течение сорока дней, приступая к делу Своей проповеди, Христос в Иорданской пустыне ничего не вкушал. И пост, прежде всего, является подражанием этому первоначальному труду Христову, предпринятому Им на первых шагах Своего спасительного для нас дела.

Тело и плоть являются двумя противниками, находящимися в постоянной между собою борьбе, и задача всякого человека подчинить движения тела руководству и воле духа.

Пост, как средство закаливать волю, ограничение себя в пище и в наслаждениях, знали вообще высшие народности и лучшие люди в этих народностях.

Когда Александру Великому, томившемуся со своим войском жаждою в безводной местности, принесли в шлеме немного мутной воды, и он, не желая насытить свою жажду, тогда как войско его должно было продолжать томиться ею, вылил эту воду, с таким трудом добытую, драгоценную в ту минуту, на землю — он тогда показал замечательный пример поста.

Когда философ равнодушно проходил мимо пира знатного римлянина, равнодушно слушал звуки расслабляющей, к неге зовущей музыки, равнодушно видел венки ярких и благоухающих цветов, украшающих головы пирующих, равнодушно смотрел на этот широкий размах блеска и роскоши и спокойно удалялся в свое скромное жилище: он совершал в это время подвиг поста.

Выступление Христа на проповедь было предварено появлением проповедника Иоанна Крестителя, который был величайшим постником.

Потрясающ образ этого человека с лицом, засушенным солнцем, обвеянным вихрями, человека, питавшегося саранчею и диким медом. Его потребности были умалены до чрезвычайности в предзнаменование того, что на место прежнего счастья мирского, состоявшего в наслаждении как можно большим количеством благ житейских, являются новая жизнь и новое счастье, в которое состав прежнего счастья языческого вовсе и не входит: мир духа, счастье природы, ограничившей себя во всем и стремящейся только к истине, к работе для Бога, к сладостному познанию Божества и к подражанию Его совершенствам.

Был замечательный момент, когда с чрезвычайною яркостью, в последних своих выражениях, стояли друг перед другом эти две стихии: стихия самоугождения, бешенства разгула и стихия умерщвления плоти для господства духа.

Это было тогда, когда Иоанн Креститель был осужден на казнь Иродом по требованию дочери Иродиады, восхитившей гостей на пире своей пляской и взволновавшей их чувственность.

Бесстрашный пророк, которого, несмотря на все свои отрицательные черты, Ирод уважал, был заключен Иродом в темницу, как можно думать, по требованию Иродиады за постоянное обличение пророком ее беззаконного брака с Иродом. В темнице Ирод навещал Иоанна и беседовал с ним. Казалось, было так далеко от случившейся развязки. Но вот — пир, опьянение, порыв распущенной грешной природы, разожженной бесстыдною пляской. И у опившегося, потерявшего волю над собою царя, дочь Иродиада по настоянию матери исторгает смертный приговор...

Голова Иоанна отделяется от тела под страшным ударом палача. Ее приносят на блюде к пирующим, и по преданию, в эту минуту, в последний раз разверзаются бесстрашные уста пророка, и в последний раз произносят свое постоянное обличение:

«Не достоит имети тебе Иродиаду, жену Филиппа, брата твоего».

Смотрите... Вот тут, в этом зале, замершем от ужаса, встретились в столь ярком воплощении две жизненные стихии: потакание себе и безудержное служение страстям, доведшие человека до преступления, которого он не хотел, которому он сам никогда не поверил бы, и целомудренное, непоколебимое бесстрашие служащего правде человека, приведшее его к гибели, но и в этой внешней гибели одержавшее победу над миром.

Пример Христа и Иоанна Предтечи нашел себе горячих последователей в христианстве, и по сравнению с ликующим язычеством христианство первых веков должно было представляться каким-то общим жизненным постом.

Вместо прежних тонких одежд, великолепных драгоценных украшений христиане одевались скромно, просто. Дорогую обстановку у себя выводили, вместо пиров для знати устраивали трапезы любви для нуждающихся. Скромные в слове, целомудренные в жизни, они не смели роскошествовать на той земле, где понес бедственную жизнь их Бог и, вступив на путь самоотречения, все более и более жали себя, доходя до жестокости над собою.

Не только христианские мужи, но и женщины христианства доходили до изумительных подвигов самоотречения. Таковы были Мелании и Павлы. Их состояния не поддавались учету, их необъятные имения расположены были в различных частях тогдашнего света, знатность происхождения их сливалась с мифами. А кончали они свою жизнь в какой-нибудь тесной кельи, в которой еле можно было протянуться.

В прежнее время против поста, установленного церковью, сильно возражала медицина, утверждая, что пост убивает силы человека. В последнее время указания медицины близко сошлись с требованиями религии. Во-первых, дознано, что образованные классы общества употребляют в пищу чересчур большое количество мяса, и что эта мясная обильная пища бывает причиною серьезной порчи организма, порождая значительные недуги, из которых самый распространенный при сидячем образе жизни и такой пище артерио-склероз. Серьезные врачи в один голос требуют переменной пищи и настаивают на том, чтобы заменять мясо зеленью и всевозможными кушаньями из круп.

Медицина пришла также к тому, что мы постоянно переобременяем себя излишним количеством пищи, с которым организм не справляется, отчего постоянно происходит засорение и отяжеление этого организма. Некоторые доктора пришли даже к выводу, что необходимо давать в течение полных суток, раз в неделю, организму совершенный отдых от пищи, не принимая в течение этого времени решительно ничего, кроме малого количества воды, и сверх того проводя эти сутки в усиленном движении. Наконец, никто уже не возражает теперь против того положения, что наиболее полезным для человека является чередование пищи растительной и мясной: то именно распределение, которого придерживаются люди, исполняющие церковное установление о посте.

Русский народ, который в предшествующие века строжайшим образом соблюдал посты, был крупнейшим по росту и по силе народом, здоровью и виду которого завидовали иностранцы, как это было в Париже, когда мы заняли его после наполеоновских войн, и парижане изумлялись росту и здоровью русских солдат. Давая отдых организму, мы способствуем большей продолжительности жизни. И замечено, что строгие постники, в каких бы трудах они ни находились, жили гораздо продолжительнее, чем человек постоянно слишком обильно питающийся.

Наконец, всякий благоразумный человек прямо-таки раздражается тем громадным расходом на стол, который он должен производить, если придерживается исключительно мясной пищи, и скорбит о том, сколько бы он мог наделать добрых дел и употребить денег на помощь, например, церквам, если бы он значительно сократил свои расходы по столу.

Все эти соображения маловажны по сравнению со значением поста для духовной жизни человека. Пост есть великий хранитель, строгий часовой благочестия.

Можно сказать, что там, куда не входит пост, легко войдет разгул. Человеку, привычному к посту, легко заставить себя сдерживаться и в других отношениях. Ему будет легче справиться и со своим языком, греша которым люди создают себе столько бед. Ему будет легче содержать себя в ненарушимой телесной чистоте. К подвижнику поста легче приходит молитва, потому что отяжелевшая объедением плоть плохой товарищ для молитвы. Лица постившиеся знают, какую необычайную легкость приобретает человек от поста, словно за плечами его вдруг выросли невидимые крылья.

Из цифр статистики, которая никогда не лжет и рисует жизнь, как она есть, выясняется чрезвычайно доказательно и ярко то обстоятельство, что во время великого поста по всей России значительно сокращается количество преступлений. Прямо страшно подумать, какие деньги тратятся в России во всякой решительно среде на разгул, и как бы было лучше жить, если бы все эти деньги получили производительное употребление.

Одна из крупнейших трат денег — это громадные по относительной величине своей, прямо-таки ошеломляющие и ни с чем несообразные расходы, которые производят люди для того, чтобы попышней «сыграть свадьбу».

На какой важный и даже страшный шаг решаются врачующиеся люди, образующие новую молодую семью! Истинные христиане совершают это дело с полною сознательностью и испрашивают благодать Божию, вразумляющую и соединяющую их в «любви и совете», приготовляются к таинству брака молитвою, постом и приобщением. У нас обыкновенно совершенно забыта духовная сторона этого дела, и все предсвадебные дни проходят в неперестающей суете, хлопотах о нарядах и приданом, о дорогих шелковых мешках с конфетами, раздаваемыми в богатых семьях гостям, о свадебном обеде и путешествии.

В последнее время в высших кругах не принято делать приемов по случаю свадьбы, и обыкновенно новобрачные уезжают в путешествие. Расходы на самую свадьбу значительно сокращены, но в крестьянском и мещанском быту свадебные пиршества сохраняют свой прежний, совершенно безумный характер. В эту пору, когда для молодого, начинающего хозяйства дорог всякий гвоздь, всякая плошка, должен быть на чеку всякий рубль, люди непроизводительно выбрасывают целые сотни рублей. И крестьянская семья, в общем проживающая две-три сотни рублей в год, легко выбрасывает на свадебную пирушку до ста и более рублей.

Какой толк из того, чтобы споить до потери сознания целую деревню, и чтобы говорили в окрестностях, что вот-де «Архиповы на свадьбе знатно угощали». С какой грустью вспоминаешь, когда слышишь о таких безумствах, совет русскому народу великого святителя Митрофана Воронежского:

«Воздержно пий, мало яждь — здрав будеши; употреби старание, приложи труд — богат будеши».

Крестьяне стесняются купить какое-нибудь недорого стоящее приспособление по хозяйству, сберегающее их время, облегчающее труд, а выбрасывать зараз громадные деньги на опьяняющие пирушки не задумываются.

Пост является великолепным воспитательным средством. Едва ли человек, соблюдающий посты, будет не умерен в словах, расточителен, едва ли будет разбрасывать по ветру свои силы и свое время — к чему мы русские вообще так склонны. Очень жаль, и ничего доброго для русской души не предвещает то сплошное нарушение постов, которое замечается теперь в народном быту. Говорят: крестьяне и так постоянно постятся, потому что редко употребляют мясную пищу; не беда, если он в пост попьет молока, или сдобрит кашу салом.

Это, конечно, не беда, а беда та, что он сознательно нарушает установления церкви, которые раньше были для него незыблемыми и, нарушив пост, он так же легко нарушит и другие более важные заповеди. Отношение к посту показывает верность человека церковным установлениям вообще.

Если, с одной стороны, мы видим постоянные нарушения поста в разных слоях общества, доходящие иногда до прямого глумления над ним (на страстной неделе наесться колбасы), то, с другой стороны, лица, даже придерживающиеся постов, нередко грешат против самой сути поста. Пост предполагает всегда воздержание, полное отсутствие услаждения пищею... Между тем, что мы видим? В богатых семьях готовится великолепный рыбный стол, гораздо более дорогой, изысканный и вкусный, чем, если б это был скоромный день, и блюда были мясные. Уничтожается большое количество икры, достигшей теперь совершенно неимоверных цен. Все это поливается дорогими винами и сдабривается заморскими фруктами. Будет ли это воздержанием? Будет ли это подвигом поста?

Я слыхал еще и о других случаях. Господин, который считает себя чрезвычайно верным сыном церкви, и постоянно укоряет других в том, что они чего-нибудь не соблюли и не исполнили, такой господин в вечер пятницы принимает приглашение ехать в какой-нибудь дорогой ресторан, где за ужином поют цыгане. Пост не внушает ему воздержаться от такого посещения. В ресторане, в двенадцатом часу, он заказывает себе мясной ужин, и когда уже блюдо подано, кладет пред собою часы и ожидает того момента, когда стрелка покажет двенадцать. Чрез минуту после этого момента, так как уже наступил следующий день — суббота, он считает себя вправе приняться за свою мясную трапезу. Не есть ли это фарисейство, и в весьма сильной мере?

Неужели достойно человека верующего, который помнит, что в пятницу Господь наш пребывал во гробе, сидеть и слушать расслабляющее пение хора, выбрасывать без всякой нужды десятки рублей для самоуслаждения, самознанием еще, что, вот-де, какой я верный сын церкви.

Настоящий пост будет состоять не только в том, чтобы не есть запрещенного мяса, но и в том, чтобы не есть и тех постных блюд, которые вам нравятся, а только насытить себя в той мере, чтобы не потерять сил для своего ежедневного труда.

Надо сказать еще о том великом нарушении поста, наблюдаемом в России повсеместно, каким является пьянство. Повесть об усекновении главы Иоанна Предтечи должна была, казалось бы, достаточно убедить людей в том, до каких ужасов и падений доводит людей нетрезвость. Но между тем, это страшное предупреждение осталось бессильным, и пьянство охватывает нашу родину все более и более цепкими когтями — в вине тонет воля и разум народный, растлевается душа богобоязненного и идеального в стремлениях своих народа. Вино захлестывает русский талант, вино доводит до нищеты, до сумы и преступления.

У нас пьют по всякому поводу и без всякого повода. Родился человек в мир, его крестят во Христа с обязанностью стать воином Христовым, исповедником Его имени, вместилищем христианских добродетелей — и по этому случаю родные и приглашенные объедаются и напиваются. Человек кончает учение, вместив по возможности в свой мозг некую часть людской, данной Богом, премудрости, опять эта незрелая юная молодежь напивается до того, что ее выносят и увозят иногда от места попойки бесчувственными. Зарождается новая семья, и опять свадьба становится поводом самого дикого разгула. Человек умирает, и не успеют зарыть его гроб и насыпать над ним могильный холм, как уже в честь этого события хлопают пробки от откупориваемых бутылок, и чрез какой-нибудь час гости, собравшиеся «помянуть» покойника, уже говорят заплетающимися языками.

Пьет юная, не окрепшая молодежь, пьют старики, пьет зрелый возраст. Мастеровые иногда прогуливают по четыре дня в неделю; начинают пропивать заработок с вечера субботы, беспробудно пьянствуют воскресенье и весь понедельник, опохмеляясь во вторник, и работают только со среды до субботы. Ни один заказ не может быть исполнен вовремя.

Жизнь останавливается, и над этой пьяной толпой, дающей жизнь вырождающимся детям, невидимо хохочет и ликует сатана, ни одно предприятие которому не удавалось так блестяще, как спаивание русского народа.

Всякий, у кого есть Бог в душе, пусть даст себе клятву бороться с этим недугом, губящим судьбу великого русского племени.

Отцы, старайтесь воспитать в детях отвращение к вину, старайтесь сделать из них убежденных трезвенников раньше, чем проклятая струя коснется их невинных еще уст.

Духовенство городское и пастыри сельские своим примером прежде всего и горячим задушевным словом проповедуйте у себя трезвость, умоляйте, склоняйте ваших прихожан отказаться от зелья, губящего их жизнь временную и жизнь их в вечности.

Рисуйте себе все то светлое будущее, когда русский народ можно будет представить себе одним невместимым, молящимся Богу и поющим храмом, и когда пьянство станет давно изжитою, печальною действительностью, страшным сновидением прошлого.

Хотя о христианской милостыне уместнее всего говорить в отделе о христианских добродетелях — о ней будет сказано сейчас для того, чтобы сблизить ее в мыслях читателей с постом.

В самом деле, она весьма близко подходит к посту, потому в большинстве случаев она предполагает известные лишения себе на пользу другого.

Высокая милостыня не будет та, когда у вас лежат большие капиталы в банке, и когда ваш кошелек набит золотом, а вы пренебрежительно протянете нищему копейку. Высокая милостыня есть та, когда, делая усилие над собою, иногда очень большое, лишают себя чего-нибудь для себя приятного, а иногда даже и необходимого, для того, чтобы помочь другому в беде. Величайшая из милостыней, которую может подать человек человеку,— это отдача жизни.

Мне пришлось видеть однажды в одной очень богатой семье с большим положением проявление такой милостыни с некоторым понуждением себя, с принесением некоторой жертвы. В городе была блестящая свадьба, на которую были приглашены, как особенно желанные гостьи, мать с дочерью.

Маруся не поедет на свадьбу,— сказала как-то мать,— она только что наткнулась на бедную семью, которая требует большой денежной поддержки. Мы в трауре, и Марусе надо было бы сшить себе новое платье. Она находит, что будет гораздо лучше, если вся цена платья целиком пойдет этой бедной семье.

— Как,— сказал я,— я недавно видел Марию Михайловну на свадьбе в белом...

Да, но это было до нашего траура, и платье было шелковое, а теперь она должна сшить шерстяное. Она и решила на свадьбу не ехать, что для нее составляет некоторое лишение, и употребить эти деньги на бедных.

В большей или меньшей мере истинная милостыня всегда соединена с таким лишением. Конечно, лучше подавать копейку, чем ничего не подавать. Но такая легкая для себя милостыня похожа на то, как если бы кто распорядился отдавать бедным свои объедки, никогда не приготовив для нуждающихся особой трапезы, как для дорогих гостей, что заповедывал людям Христос. И как такая милостыня далека от той великой бережности, от тех изощрений любви, в которых проходила жизнь настоящих христианских милостивцев.

Христианство знает потрясающие образы милосердия: праведный Филарет и Иоанн, патриарх александрийский, получили в память милосердия своего название «Милостивых».

Происходя из знатной семьи, отец семейства, Иоанн, овдовев и схоронив своих детей, стал отцом всех несчастных. Когда он вступил на патриарший престол, он призвал к себе лиц, заведующих церковным имуществом, и приказал им:

Обойдите весь город и перепишите всех «моих господ».

Кто это «твои господа»? — спросили они.

Это те, которых вы называете нищими и убогими. Они «мои господа», потому что могут помочь мне достигнуть спасения и введут меня в вечную обитель.

В Александрии найдено было и переписано таких нуждающихся семь с половиной тысяч человек, и патриарх приказал выдавать им ежедневно пропитание. Всякую среду и пятницу Иоанн садился у церковных ворот, чтобы не пропустить никого из искавших у него помощи: всех принимал, выслушивал, разбирал распри, мирил враждующих. Люди удивлялись его такому терпению, а он отвечал:

— Мне никогда не возбранен вход к Господу Богу моему. В молитве я беседую с Ним и прошу то, чего хочу. Почему мне не дозволить моему ближнему невозбранный доступ ко мне, чтобы он доверил мне свои обиды и нужду, и просил у меня, чего хочет, помня слово Христово: «в нюже меру мерите, возмерится и вам».

Однажды ему доложили, что в толпе, ждущей милостыни, стоят не только бедные, но и хорошо одетые — по-видимому, состоятельные люди.

— Если вы рабы Христовы,— сказал патриарх,— то вы подавайте, как повелел Христос, не взирая на лица, не спрашивая о жизни тех, кому вы даете. Знайте, что мы отдаем не свое, а Христово. Я верю, что, если со всей вселенной сошлись бы убогие в Александрию, чтобы получить от нас милостыню, то и тогда не оскудеет наше церковное имущество.

Великое милосердие Иоанна было внушено ему чудным видением, которое было ему на шестнадцатом году его жизни, и о котором он любил вспоминать. Тогда он видел во сне прекрасную девицу, и девица сказала ему:

— Я старшая дочь великого Царя, я первая среди дочерей Его. Если ты будешь служить мне, то я испрошу от Царя великую благодать тебе и приведу тебя перед лице Его. Никто у Него не имеет такой силы и дерзновения, как я. Я низвела Бога с неба на землю.
Я Бога облекла в плоть человеческую для спасения людей.

Рассказывая об этом сне, Иоанн говорил:

— В образе этой девицы тогда являлось мне милосердие. На голове ее был венец, и о том, кто она, свидетельствуют ее слова, что Христос, побуждаемый лишь милосердием к людям, воплотился для нас, избавил нас от вечной муки. И кто желает обрести у Бога милость, тот должен иметь милосердие.

Иоанн не только кормил бедных. Он помогал людям разорившимся вновь обогатиться. Один купец, потерявший свое богатство в море, пришел к Иоанну за помощью. Иоанн дал ему пять литров золота (две с половиной тысячи рублей). Купец погрузил товары и повез их продавать, но корабль потерпел крушение, и купец снова пришел к Иоанну за помощью. Великий милостивец сказал купцу:

— У тебя оставалось золото, добытое неправдой, и ты его смешал с тем, которое ты получил от меня. За это ты был наказан.

И все же Иоанн велел дать купцу золота вдвое больше прежнего, но и эта поездка кончилась неудачей. Иоанн объяснил ее тем, что купец плыл на неправедно приобретенном корабле. И снова он помог купцу, дал ему целиком корабль, наполненный пшеницей. По пути забушевала буря, и в эту бурю Иоанн Милостивый явился купцу в видении и, ставши на корму, управлял кораблем. Корабль пристал к берегу Британии. Там была большая недостача хлеба, и купец с большою прибылью продал свою пшеницу. В уплату он получил половину золота и половину олова; и во время пути это олово чудесно превратилось в золото.

Помогая людям живым делом, святитель проповедовал милосердие и в словах, и в отзывах о людях:

— Чада,— говорил он,— перестаньте осуждать, так как этим вы впадаете разом в два прегрешения: во-первых, осуждая брата, вы нарушаете заповедь апостола: «прежде времени ничтоже судите», потом вы клевещете на брата, не зная, согрешает ли он или покаялся.

И Бог призрел с высоких небес на неперестающий подвиг любви своего служителя, и, когда пришло время отшествия Иоанна от земли, ему явился в сновидении светозарный муж с вестью:

— Царь царей зовет тебя к себе.

И как не думать, что в новом виде бытия душа Иоанна, расширявшаяся таким благодатным сочувствием к людям, не может забыть обычных дел милосердия, и ждет зова о помощи, чтобы спешить с этой помощью...

Два святых мученика Косьма и Дамьян — «врачи безмездные» названы бессребренниками по той широкой помощи, которую оказывали они людям. Изучив врачебное искусство, они увенчали его действовавшей в них благодатью. Обходя больных не только в Риме, откуда они происходили, но и в окрестных городах и селениях, они многих обращали ко Христу. Свое богатое наследие они раздавали бедным, питая голодных, одевая нагих, всячески поддерживая нуждающихся. И эту светлую жизнь милосердия они завершили мученическим подвигом.

Один из величайших подвигов милосердия, до какого когда-нибудь возвысилась душа человеческая, был подвиг епископа Ноланского — Павлина Милостивого. Уроженец нижней Франции, теперешнего города Бордо, Павлин занимал почетную должность сенатора, консула и правителя богатой области Кампании. Архиепископ Амвросий Медиоланский уговорил его принять христианство. Ему было всего тогда двадцать пять лет. Учение Христа он воспринял с такой полнотой, что роздал имение бедным, оставил те места, где родился и где жил в почете и богатстве, и удалился в Испанию в Пиренейские горы. Жители теперешней Барселоны силой вынудили его принять священство. А он, избегая славы человеческой, ушел в Италию и поселился в местечке Нола, в той самой Кампании, которою он некогда управлял.

Это был человек богато одаренный, в душе которого ключом била поэзия. Он любил украшать церкви, слагал превосходные церковные песни, воздвиг дом для странников и вел переписку с современниками, которая имеет высокую цену через проникающее ее глубокое религиозное настроение. Но высший подвиг, им показанный, был таков. В то время на Италию часто нападали сарацины-арабы и уводили жителей в плен. Пришла к Павлину бедная вдова, у которой только что арабы увели сына. Она просила помочь ей выкупить пленника. Епископ долго думал, откуда достать для нее денег, так как у него не оставалось решительно ничего. Наконец, он вышел к ней, предлагая продать себя в рабство, чтобы выкупить сына. Долгое время женщина не могла понять, что предложение это серьезно; она думала, что Павлин над ней издевается.

Подаяние.

Епископ отправился в Африку и предложил себя в рабство взамен сына вдовы. Сделка состоялась, так как Павлин был человек трудолюбивый и знал хорошо садоводство. Он был приставлен к винограднику. Сын вдовы вернулся к матери. Впоследствии хозяин Павлина узнал тайну его происхождения и с миром отпустил его.

Вот до каких вершин доходила в христианах любовь и самопожертвование.

Одним из любимейших духовных сказаний в русском народе является сказание о святом Филарете Милостивом, жившем на севере Малой Азии. Филарет занимал высокое общественное положение, был женат на знатной и богатой девице, у него было много стад, плодоносных нив, во всем широкое изобилие. Множество рабов и рабынь служили ему. Дом был полон сокровищами, но славнее всего был он милосердием своим. Вот рассуждения, которыми руководствовался Филарет в своей жизни:

«Ужели Господь дал мне так много для того, чтобы я питался всем один, жил в наслаждениях, угождая своему чреву? Не должен ли я разделить великое богатство, посланное мне Богом, с нищими, сиротами, странниками и убогими? Всех этих людей Господь на страшном суде перед Ангелами святыми не постыдится назвать Своими братьями. Какая польза будет в день страшного суда от всех моих имений, если их сохраню лишь для себя? Но нужны ли мне там мои имения и земли, и мои одежды? Лучше через нищих отдать Богу, как бы взаймы, и Бог никогда не оставит ни жены моей, ни детей моих, ведь не напрасны слова пророка:

«Я был юн и состарился, но не видал праведника оставленным и детей его просящими хлеба».

И Филарет являлся неистощимым милостивцем, к которому со всех сторон сходились нуждающиеся. Мало-помалу имущество Филарета таяло. Напали на его страну сарацины, увели в плен его стада и много рабов, и остались у него два раба, пара волов, лошадь и корова, дом и одна нива. И Филарет стал сам обрабатывать эту ниву. Потом он отдал своего вола земледельцу, у которого пал его вол; вскоре же этот земледелец выпросил у него и второго вола. Своего коня он отдал воину, который должен был снаряжаться на войну и достать где-нибудь лошадь. Оставались у него корова с теленком, один осел да несколько ульев пчел. Но теленка он отдал одному бедняку, который заявил ему, что желал бы иметь этого теленка, так как дары Филарета обогащают тот дом, куда они внесены. Когда же корова, разлученная со своим теленком, стала жалобно мычать, Филарет отдал тому человеку в придачу и корову. У него осталось только несколько ульев с медом, которым он питал себя и свою семью.

Филарет окончательно обнищал, когда в его город пришли царские посланцы, искавшие невесту для юного императора. Так как дом Филарета, стоявший на горе, отличался своими размерами и красотой, то  посланцы заявили желание остановиться тут. Жители говорили им, что в доме царствует величайшее убожество, но послы настояли на своем.

Жители этого места узнав, какие гости у Филарета, по собственному почину нанесли ему всего нужного, чтобы приготовить богатую трапезу.

Услыхав, что у Филарета есть внучки, посланцы пожелали видеть их. И одна из них, Мария, отличавшаяся необыкновенной красотой, поразила их. Мария была увезена в Константинополь и стала императрицей. Возвысившись через этот брак, получая от царя громадные средства, Филарет продолжал свою деятельность на пользу людей, и в глубокой старости достиг мирной кончины. Те золотые слова, которые он говорил, прощаясь со своими домашними, должны стать для всякого священным заветом милосердия.

«Дети мои,— говорил он,— вы видели, какую жизнь я проводил. Я не жил чужим трудом, но сам зарабатывал свой хлеб. Я не превозносился богатством, дарованным мне Богом, избегал гордости, возлюбил смирение. Когда я обнищал, я не скорбел, не хулил Бога, но благодарил Его за то, что Он наказал меня. Потом еще Господь более взыскал меня. Но и тут я не превознесся, а богатства, посланные мне Богом, снова я передал руками убогих Небесному Царю. Так живите и вы. Не дорожите мимотекущим богатством, но посылайте его в ту страну, куда я сейчас удаляюсь. Не забывайте страннолюбия, заступайтесь за вдовиц, помогайте сиротам, навещайте больных и сидящих в темнице, не чуждайтесь общения с церковью, не присваивайте себе чужого, не обижайте никого, не говорите зла, не радуйтесь бедствиям даже врагов, погребайте мертвых и поминайте их в церквах».

И пример Филаретовой милостыни нашел многих подражателей в русской земле.

Когда Владимир равноапостольный принял христианство, из человека дикого нрава он стал кротким, тихим и милосердным.

Глубоко скорбя о прежней нечистой жизни своей, он говорил: «Господи, был я как зверь, жил я по-скотски, но Ты укротил меня, слава Тебе, Боже...»

Жестокий и мстительный в язычестве Владимир-христианин сделался образцом кротости и любви к ближним. Он не хотел наказывать даже и преступников. Епископы представили ему, что злодейства умножились, и строгие меры правосудия необходимы. Вняв их увещаниям, Владимир стал наказывать преступников, но весьма осторожно и без жестокости.

Бедным и нуждающимся отворен был вход к нему: он щедро раздавал им пищу, одежду, деньги; покоил странников, выкупал должников, невольников и пленникам возвращал свободу. Видя, что больные не в силах приходить к нему за помощью, он приказал развозить по улицам мясо, рыбу, хлеб, овощи, квас и мед. В праздничные дни всегда было у него три трапезы: первая для митрополита с епископами, иноками и священниками; вторая для нищих, третья для самого князя с боярами и дружиною.

В начале семнадцатого века, в царствование Бориса Годунова разразилось страшное народное бедствие — великий голод.

Весною 1601 года небо омрачилось густою тьмою, дожди лили в течение десяти недель непрестанно, так что жители сельские пришли в ужас: не могли ничем заниматься ни косить, ни жать; а 15 августа жестокий мороз повредил как зеленому хлебу, так и всем плодам незрелым. Еще в житницах и гумнах находилось немало старого хлеба; но земледельцы, к несчастью, засеяли новым, гнилым, тощим и не видали всходов ни осенью, ни весною; все истлело и смешалось с землею. Тогда началось бедствие, и вопль голодных встревожил царя. Не только гумна в селах, но и рынки в столицах опустели. Борис велел отворить царские житницы в Москве и в других городах, убедил духовенство и вельмож продавать хлебные свои запасы низкою ценою, отворил и казну, раздавал целые кучи серебра народу. Но это пособие приманило в Москву несметное число нищих, и ужасы голода достигли до крайности. По свидетельству современников, люди сделались хуже зверей: оставляли семейства и жен, чтобы не делиться с ними последним куском. Не только грабили, убивали за ломоть хлеба, но и пожирали друг друга. Путешественники боялись хозяев, и гостиницы стали вертепом душегубства: давили, резали сонных для ужасной пищи. Мясо человеческое продавалось в пирогах на рынке. Матери глодали трупы своих младенцев... Злодеев казнили, жгли, кидали в воду, но преступления не уменьшались... И в это время другие изверги копили, берегли хлеб в надежде продавать его еще дороже. Но нашлись и люди сострадательные, готовые жертвовать всем своим достоянием для помощи братьям по человечеству и христианству.

Окрестные жители доселе ходят на могилу праведной боярыни Иулиании, почившей второго января 1665 года и положенной в селе Лазоревском в четырех верстах от города Мурома. Блаженная Иулиания является ярким примером сердобольной русской женщины, встающей во весь нравственный рост свой во времена общественных бедствий.

Блаженная Иулиания Осоргина, вдова — помещица Муромского округа, при оскудении пищи, распродала скот и всю движимость свою и кормила хлебом, купленным по дорогой цене, не только челядь свою, но и всех, просивших у нее милостыни. Когда великая нищета умножилась в доме ее, она собрала своих рабов и сказала им: «голод обдержит нас, видите сами. Если кто из вас хочет, пусть идет на свободу и не изнуряется для меня». Благомыслящие между ними обещали с нею терпеть, а другие отошли. С благословением и молитвою отпустила она их и не держала на них гнева. Оставшимся рабам велела собирать траву лебеду и кору с дерева, называемого «илим» (вяз), из этих припасов велела готовить хлеб, и тем сама питалась и детей, и рабов кормила. И молитвою ее был тот хлеб сладок, и никто в доме ее не изнемогал от голода. Тем хлебом она и нищих питала, и не накормивши, никого из дому не отпускала, а нищих в то время было бесчисленное множество. Соседи говорили нищим: «что к Юлиании в дом ходите? Она и сама голодом умирает». Нищие отвечали: «много сел мы обходим, и чистые хлебы собираем, а так в сладость не наедаемся, как сладок хлеб у этой доброй вдовы». И соседи для испытания посылали к ней за хлебом, ели его и дивились, говоря: «горазды рабы ея печь хлебы», а того не разумели, что молитвою ее хлеб был сладок. Могла бы она умолить Бога, чтобы не оскудевал дом ее, но не противилась смотрению Божию, терпя благодарно и ведая, что терпением приобретается царствие небесное. И терпела в той нищете два года: не опечалилась, не смутилась и не изнемогла нищетою, но была еще веселее прежнего.

Вообще древнерусская женщина вся сияла милосердием, всепрощением, кротостью и благочестием.

Вспомним рядом с Иулианией двух русских женщин, из которых одна жила много раньше, а другая немного позже ее: преподобную Евдокию, великую княгиню московскую, и царицу Анастасию Романовну — первую супругу Иоанна Грозного.

С супругом княгиня Евдокия переживала великое потрясение, которое предшествовало освободительной Куликовской битве. Что чувствовала она, когда в числе дружин своих, при колокольном звоне, с развевающимися знаменами Димитрий выступал из московского кремля, выступал, быть может, на победу, быть может, на страшную гибель, за которой могло последовать такое разорение страны, какого не видала Россия и при Батые.

В народных сказаниях увековечена эта пора и сложены стихи, выражающие чувства Евдокии в эти дни. С другими московскими женщинами благоверная великая княгиня помогала русской рати, бившейся на Куликовском поле, своими горячими молитвами, воздвигая небо и московских чудотворцев ополчиться против неверных.

Рано схоронив своего мужа, Евдокия жила подвижницей в честном вдовстве, но скрывала от людей свои подвиги. Имея тело иссохшее от поста, чтобы прикрыть свою худобу, носила на теле по несколько одежд, придававших ей вид тучности, и являлась всюду в пышности своего сана. Дети даже стали подозревать ее в вольной жизни. Тогда ей пришлось раскрыть свою тайну. Она позвала старшего сына и, сбросив с себя одежду, показала ему свое иссохшее тело.

Когда она шла уединиться, незадолго до конца, в созданном ею Вознесенском монастыре, один нищий-слепец стал просить ее даровать ему зрение. Княгиня украдкой подала ему рукав своей одежды, которым он утер лицо, и прозрел.

Краткая жизнь царицы Анастасии Романовны была подобна недолго горящей, но отрадной и прекрасной небесной звезде. В царице Анастасии Романовне были соединены все лучшие качества древнерусской женщины — глубокая вера, чудная скромность и целомудрие, задушевная мягкость обращения, глубокая привязанность, трогательная сострадательность, высокое настроение души. Ко всему этому прибавьте еще цветущую юную красоту. Анастасия Романовна принадлежала к числу тех редких женщин, в присутствии которых человек чище и лучше становится. К царице Анастасии можно приложить трогательные слова, сказанные поэтом Тютчевым про императрицу Марию Александровну, супругу Царя-Освободителя:

Кто б ни был ты, но встретясь с ней,— Душою чистой иль греховной — Ты вдруг почувствуешь невольно, Что есть мир высший, мир духовный.

Царица Анастасия была лучшей представительницей русского терема.

Терем Московской Руси сложился в тяжких обстоятельствах татарщины. Внешняя жизнь была слишком ужасна: постоянные избиения, неуверенность в завтрашнем дне, дикость нравов, павших вследствии общей безотрадной жизни, беспрерывные набеги и постоянные беды, голодовки от засух или наводнений, моровые поветрия...

Жить было тяжело. Хотелось создать себе отрадный уголок, в который бы можно было уходить и отдыхать от ужаса жизни. Таким уголком и явился терем.

Здесь, в недоступной постороннему глазу тишине, в единении с любящей и верной подругой, русский человек находил себе отдых от тягостей внешней жизни, от постоянной борьбы, от разных оскорблений и всяческих испытаний. Здесь запасались будущие русские деятели всеми необходимыми силами для жизни, полной борьбы, лишений и жертв. Действительно, они бесстрашно, стойко и свято умели стоять за родной край и служить родному народу, а это показывает, сколько благих сил было в тереме, этом гнезде русских орлят, какую мощь вдохнули в них русские женщины той поры, по-видимому, стоявшие вдали от общественной жизни.

Одной из этих прекрасных женщин с прямым, любящим, сильным и терпеливым сердцем и была царица Анастасия Романовна.

Ее нравственное воздействие на царя Иоанна IV было громадно. Совместная жизнь с нею была лучшею порою царствования Иоанна.

Кроткая Анастасия словно принесла с собою в дар супругу не только счастье, но и славу, удачи — и все это безвозвратно рухнуло вместе с ее кончиной.

Отрадное тихое семейное счастье, которое давала Иоанну царица Анастасия, так прекрасно сливалось с государственным трудом, с удачливыми предприятиями на пользу России, и вершины своей достигла эта жизнь во время Казанского похода.

Царь имел тут случай доказать Анастасии свою любовь и доверие: отправляясь в поход, он дал ей полную свободу в делах милосердия, дал ей право снимать с людей царскую опалу, давать свободу заключенным.

Когда все уже было изготовлено к походу, и царь стал прощаться с царицей, скорбь нежной жены была безгранична: «уязвися,— говорит современник,— нестерпимою скорбью и не можаша от великия печали стояти и на мног час безгласна бывша и плакася горько».

Подобно тому, как благоверная великая княгиня Евдокия сражалась против татар своими молитвами, пока супруг ее, Димитрий Донской, бился на Куликовском поле, так и благоверная царица Анастасия во время Казанского похода поддерживала его русское воинство неотступными своими молитвами.

Ранняя смерть царицы Анастасии была началом нравственной порчи Иоанна. Царь чувствовал, что он лишается в Анастасии могучей нравственной поддержки, что без нее не хватит ему сил жить так, как он жил при ней.

Несчастный, осиротевший Иоанн на похоронах жены рвал на себе волосы, бился о гроб...

В этот гроб сходила лучшая пора его жизни, все то светлое, что из-под покрова ранних грехов, из души, смятой ранними жестокими разочарованиями, вызвал этот отлетевший в родное небо ангел-хранитель.

А о том, чем была почившая царица для московского населения, красноречиво свидетельствует краткая заметка летописи о дне ее похорон: не из корысти, а чтоб поплакать над ней и поклониться ей, «вси нищий и убозии со всего града приидоша на погребение, не для милостыни».

Это, действительно,— замечательная похвала почившей.

Русские цари подавали подданным пример милосердия. В священные дни поста и в дни великих праздников цари лично посещали тюрьмы, оделяя колодников милостынею, присылали из дворца для них разговенье.

В царствование царя Алексея Михайловича просиял своим милосердием один из самых сердобольных и трогательных людей — боярин Феодор Ртищев, отличавшийся глубоким образованием и начитанностью. Человек широких взглядов и терпимости, боярин пылал огнем такой любви ко всему страдающему, которая постоянно заставляла его выискивать пищу для удовлетворения позывов его милосердия.

Во второй половине шестнадцатого века русская жизнь потерпела сильное экономическое потрясение. При неблагоприятных условиях велась война с Польшей за Малороссию. Голод опустошил деревни и села, сократилось производство хлеба. Пал курс денег, и вследствие этого усилилась до необычайности дороговизна жизни.

В это время близко к царю стоял «ближний постельничий» Феодор Михайлович Ртищев — как бы тогдашний министр двора.

Крупный ум Алексеева царствования, богатого такими умами, человек скромный, любивший делать добро втайне, окруженный уважением и придворного общества и простонародья, воспитатель царевича Алексея, Ртищев поставил своей задачей служить маленьким людям нуждающейся Руси.

Если мы с особым вниманием остановились на личности Сергея Александровича Рачинского, как ярком представителе Богоискательства и служения Богу в высших слоях культурной России, то с таким же вниманием надлежит разобраться в нравственной личности незабвенного Феодора Михайловича Ртищева, как яркого представителя христианского течения в образованных кругах Руси времен первых Романовых.

Ртищев был при своем обширном, тонком, изобретательном и любознательном уме, человеком редкой души. Прежде всего, он являлся любопытным в том отношении, что у него совершенно не было никакого самолюбия. Он любил ближних больше, чем самого себя, и себя считал, совершенно серьезно и без всякой рисовки, как бы приставленным ко всякому нуждающемуся человеку, в качестве верного слуги этого человека. Он совершенно не знал чувства обиды, как другие не знают вкуса к вину, и первый шел навстречу тому, кто его обидел, с просьбой простить его и помириться. Для него людское множество не было бездушной массой, на которую знать смотрит свысока. Человек не был для него вещью, и всякий нуждающийся в нем становился для него особенно значительным и интересным.

Высокое положение его как будто подгоняло его ретивость в творении добра, постоянно держа его в ощущении какой-то совестливости за свое высокое положение и за изобилие своей жизни по сравнению с другими людьми, не имевшими ни этого положения, ни этого изобилия. Но его доброта не действовала какими-то порывами. Он старался выработать постоянные установления, которые вовлекли бы в свой круг все русское множество «труждающихся и обремененных».

Когда царь Алексей двинулся в польский поход, Ртищев сопровождал его. Здесь, в тылу армии, он насмотрелся на человеческие несчастья, которых не замечает передовая армия, терпящая первый урон, ведущая самоотверженную, но красивую и, так сказать, праздничную деятельность. Сердце Ртищева в эти дни расширилось более, чем когда-нибудь. Страдая ногами, Ртищев с великим трудом мог садиться на лошадь. По дороге он созывал в свою колымагу больных, раненых и пострадавших. Доходило до того, что ему самому порой не оставалось в колымаге места, и он, кое-как влезши на коня, следовал за своим оригинальным лазаретом. В первом же городе он нанимал дом, где помещал всех этих изуродованных, изнуренных и престарелых людей, доставляя для них и врачей, и служителей:

«Назиратаев и врачев им и кормителей устрояще, во упокоение их и врачевание от имения своего им изнуряя».

Повествователь о жизни Ртищева добавляет тут некоторую трогательную подробность. Для всех этих людей в широком ртищевском денежном мешке была заключена тайная милостыня, данная Ртищеву для них царицею Марией Ильинишной. Более того, по тайному уговору между царицей и ближним постельничим было решено принимать в эти временные военные госпитали также пленных. Так эти два понимавшие друг друга человека старой Руси воплотили без шума слово Христово: «Любите враги ваша, добро творите ненавидящим вас».

Эти трогательные истории повторились и в Ливонский поход царя, когда началась война со Швецией.

Ртищев выказал еще себя большим деятелем в борьбе с другой русской бедой того времени — он ревностно занимался выкупом пленных.

В шестнадцатом и семнадцатом веках крымские татары часто нападали на окраинные русские земли и уводили в плен народ тысячами и десятками тысяч. Они их продавали в Турцию и другие страны. Чтобы выкупать пленных, правительство ввело особый налог, который назывался «полоняничные деньги». С татарскими разбойниками были даже договоренные порядки привоза пленников и расценка, по которой пленные выкупались сообразно их положению: за крестьян и их холопов платили по двести пятьдесят рублей с души, за людей высших классов платили тысячи. Но этих «полоняничных» денег на выкуп всех пленных не хватало.

Ртищев свел знакомство с одним купцом, православным греком. Купец был добрый человек, вел торговые дела с магометанским востоком и любил выкупать пленных христиан. Этому человеку Ртищев вручил семнадцать тысяч рублей, к которым грек приложил и свои деньги. На все эти деньги он и выкупал у татар русских полонянников. Подобно тому, как Ртищев ходил на войне за пленниками, так он и в мирное время облегчал тяжелое положение иностранных пленников, попавших в Россию.

Русская улица семнадцатого века была не казиста как своей неопрятностью, так и своим составом. Тут нищие и калеки, стараясь перекрикивать друг друга, взывали к прохожим о подаянии, а пьяные ползали или в бесчувствии валялись по земле. Ртищев нанимал людей, которые подбирали по улице и больных, и пьяных и свозили их в дом, нарочно для этой цели устроенный Ртищевым на его счет. В этом доме больных лечили, пьяных вытрезвляли и, снабдив их необходимым, с миром отпускали домой. Кроме этого дома, у Ртищева был другой дом, куда он собирал престарелых, слепых и неизлечимых калек и кормил их на свой счет. Дом этот под именем больницы Феодора Ртищева существовал и после его смерти на доброхотные даяния лиц, помнивших Ртищева.

Во время общественных бедствий Ртищев широко раскрывал свою руку. А когда у него не хватало денег, он продавал свое имущество. Так, когда в Вологодском крае случился голод, и архиепископ, сколько мог, кормил народ, Ртищев, просадивший все свои деньги на свои московские затеи, продал все свое лишнее платье и лишнюю домашнюю утварь, которой бывало много в домах богатых бояр. Вырученные деньги он послал в Вологду.

Человек, сердобольно относившийся и к иностранным пленникам, и к пострадавшим на войне солдатам, и ко всякому горю,— не мог, конечно, быть равнодушным и к судьбе русского крестьянства. Крупный землевладелец, Ртищев имел много сношений с ними. И вот, как заботился он о своих крестьянах. Он вынужден был продать свое село Ильинское. Покончив торг, он сам скинул покупщику некоторую часть договоренной цены, возлагая на него некоторые нравственные обязанности. Именно, он подвел нового владельца к образу и заставил его побожиться, что он не будет увеличивать повинностей, которые в пользу Ртищева отбывались крестьянами села, и которые были, конечно, невысоки. Вот, необычайные для нашей жизни векселя, какими обменивались в старину добрые люди.

Ртищев заботливо поддерживал инвентарь своих крестьян, он боялся расстроить их хозяйство высокими оброками и барщиной, и брови его недовольно сжимались, когда в отчетах управляющего оказывался преизбыток барского дохода.

В завещании Ртищев, оставивший наследниками после себя дочь свою княгиню Одоевскую и зятя, приказал всех его дворовых отпустить на волю.

«Вот как устройте мою душу, в память ко мне будьте добры к моим мужикам, которых я укрепил за вами, владейте ими льготно, не требуйте от них работ и оброков свыше силы-возможности, потому что они нам братия; это моя последняя и самая большая к вам просьба».

Можно вспомнить еще о том, как Ртищев подарил городу Арзамасу землю. Частные покупатели за эту землю, принадлежавшую Ртищеву, давали ему до семнадцати тысяч. Но он знал, что земля до зареза нужна городу, и предложил ему купить ее, хотя бы по низкой оценке. Не имея денег, бедный город не знал, куда кинуться, и тогда Ртищев уступил землю задаром.

Все эти дела, освещенные искрой широкого отзывчивого сердца, теснятся на пространстве каких-нибудь двух с половиной десятилетий, потому что Ртищев жил недолго. Один из иностранных послов, побывавший в России, отзывается о Ртищеве, что «едва имея сорок лет от роду, он превосходил благоразумием многих стариков».

Не выставляясь вперед, Ртищев был одним из тех скромных людей, которые не лезут в первые ряды. Но, по-видимому, затерянные в толпе, стоя в ее гуще, они идут, освещая путь передовым людям, высоко подняв над глазами светоч, который не гаснет и служит одобрением, призывом и примером для тех, кто в будущем их поймет и, пленившись ими, станет им подражать.

Из других примеров прославленных церковью милостивцев должно вспомнить о жизни святителя Тихона Задонского.

В 1767 году он с воронежской кафедры был уволен на покой с определением ему пенсии по пятьсот рублей и поселился в Задонском монастыре. Это был истинный народолюбец, учивший народ как своими вдохновенными писаниями, так личными беседами и примером.

После поздней обедни, выходя из церкви, святитель беседовал с богомольцами или приводил к себе детей, чтобы их наставить. Сидя за своей скромной трапезой, святитель говаривал:

— Слава Богу, вот, у меня хорошая пища, а собратия мои ходят бедно, в темнице сидят, иной без соли ест. Горе мне окаянному.

Во время обеда святитель читал духовные книги, и умиленные мысли с одной стороны о Божьем милосердии, которое его самого питает, а с другой о тех, кто сидит без хлеба, приводили святителя в такое чувство, что иногда, отложив ложку, он начинал плакать.

В жизни своей святитель соблюдал величайшую простоту. Когда он прибыл в Задонск, он имел с собою все то, что полагается по приличию иметь архиерею: шелковое платье, теплый и холодный подрясник и рясы на теплом меху, перину с подушками, хорошие одеяла, серебряные карманные часы. Все это он продал на бедных. Употреблял же он самые убогие вещи. Оловянная и деревянная посуда, два медных чайника, для воды и для чая, две пары чашек, чайник, два стеклянных стакана, медный таз, стенные часы с кукушкой, несколько холщевых полотенец и белых носовых платков — вот вся его утварь. Спал он на ковре, набитом соломой. Одеялом служил овчинный тулуп, покрытый китайкой. Одевался он также в высшей степени просто. У него была суконная гарусная ряска, два подрясника — один овчинный, другой заячий,— покрытый темной китайкой. Подпоясывался он ременным поясом; носил шерстяные чулки, подвязанные ремнем, и коты. У него для выездов не было никакого приличного сундучка, а только старый кожаный мешок, в который он клал книги, гребни, несколько рубах и восемь фуфаек.

Благотворительность святителя Тихона простиралась особенно на простой народ. Он помогал бедным и из других сословий: так он снабжал бедных девиц-дворянок приданым, но на крестьян было направлено его главное внимание.

Он давал на постройку тем, у кого был пожар. Давал скотину, земледельческие орудия и хлеб для посева неимущим крестьянам. Особенно широко развернулась его благотворительность во время одного неурожайного в той местности года. Ежедневно тогда при келье своей святитель раздавал и деньги, и хлеб.

Когда в Ельце случился пожар, святитель ездил сам в Воронеж и Острогожск и собирал там пожертвования.

Насколько сердечна была помощь святителя, можно видеть из следующего. Избегая благодарности тех, кому он помогал, соблюдая евангельскую тайну, святитель одному доверенному и уважаемому им человеку поручил в базарные дни ходить между крестьянами, привезшими хлеб для продажи, разузнавать, нет ли среди них человека, пораженного несчастьем. Этот доверенный у такого рода людей должен был приторговывать хлеб и вручать им тут же, смотря по обстоятельствам, или зараз все договоренные деньги, или часть этих денег, как бы в задаток. Затем он исчезал, и все деньги оставались таким образом в виде тайной милостыни.

Не ограничиваясь ближайшим к Задонску населением, святитель благотворил и дальним местностям. Три раза посылал он, например, на свою родину в Новгородскую губернию келейника с деньгами. А раз послал полтораста рублей священнику соседнего со своей родиной села, с подробным и мудрым наставлением, как должны быть розданы эти деньги.

Святитель любил странноприимство и в малой келии своей давал приют бедным и больным. Он сам ходил за этими людьми, приносил им свою подушку, приказывал повару готовить для них лучшую пищу, по несколько раз в день сам поил их чаем, утешал и ободрял их своими разговорами, по часу и более просиживал около них. Если такие люди умирали, он хоронил их на свой счет, отдавая им последний долг.

Святитель был усердным заступником за крестьян против несправедливостей и притеснений помещиков.

Однажды он увидел трех женщин с малолетними детьми, горько плачущих. Оказалось, что по клеветам и наветам двое сыновей старухи, мужья двух стоявших с ней женщин, были отданы в военную службу, и у этих трех несчастных осталось на руках девять малолетних детей. Святитель не только стал помогать этой семье, но, так как кормильцы ее были уже угнаны в далекие пограничные полки, святитель решил хлопотать об их возвращении. Он написал об этом деле в Петербург, архиепископу Гавриилу, и, по сношению этого отзывчивого иерарха с высшими властями, дело было пересмотрено, и оба брата возвращены в деревню.

Близки были также сердцу святителя заключенные в тюрьмах. Он нарочно ездил за 40 верст в Елец, чтобы посетить тюремных узников. Эти поездки свои он обставлял тайной. Подолгу беседовал он с заключенными, братски утешал невинных, напоминал виновным о Христе. Выходя из темницы, просил узников принять то, что им послал Бог, и что он принес с собою. Затем он поспешно скрывался из города.

Святитель радовался в те дни, когда к нему приходило много просящих. Если же не случалось ни одного, то глубоко скорбел.

Ничтожной пенсии в 500 рублей не могло, конечно, хватить и на малую часть благодеяний святителя. Когда ему требовалась для помощи большая сумма денег, он объезжал своих почитателей. Главным же источником были те приношения, которые к нему отовсюду стекались.

Чрезвычайно трогательно отношение святителя к детям. Он с ласкою собирал их вокруг себя в своей келье, учил их молитвам, объясняя их чрезвычайно понятно. Самых малых детей он приучал произносить: «Господи помилуй», «Пресвятая Богородица, спаси нас». Он оделял детей деньгами, белым хлебом и яблоками.

Если святитель бывал нездоров, не ходил в церковь и узнавал от келейника, что дети были и ушли, не видав его, то, бывало, с улыбкою промолвит: «бедные, они ходят в церковь для хлеба и денег. Что же ты их не привел ко мне?».

Вообще, святитель любил быть в общении с народом и частенько, встречая крестьян на монастырском дворе, подсаживался к ним и заводил с ними речь как бы простой монах.

Конечно, святитель не перевернул жизнь своих современников, как еще не перевернул сложившегося быта ни один проповедник. Но в быту людей отзывчивых, совестливых, которые раньше не по жестокосердию, а по легкомыслию делали тяжелою жизнь крестьянства: в быту этих людей он многое смягчил и исправил. А на некоторых лиц из купеческого и помещичьего класса его слова и дела производили столь сильное впечатление, что они решили совершенно уйти от мира. Так случилось с сыном богатого помещика Бехтеева, у которого святитель не раз бывал.

Один из великих святых церкви католической дошел до величайшего самоотвержения — показал едва ли кем превзойденный подвиг. Он услыхал от кого-то, что чумный больной может исцелиться, если его согреть телом здорового человека. Чума — ужаснейшая из болезней, не дающая пощады своей жертве. В порыве распалявшего его милосердия, праведник лег в постель чумного, чтобы согреть его своей теплотой. Вдруг на ложе страдания оказался лежащим Христос, Который вознесся тогда пред милостивцем в небеса, дав миру новое доказательство того, что тот, кто милует людей, служит самому Богу.

Есть самоотверженные католические священники, которые посвящают свою жизнь на служение прокаженным, отправляясь на те уединенные острова, где расположены колонии прокаженных и обыкновенно кончают тем, что сами заражаются проказой и умирают в страшных страданиях. Из таких самоотверженных людей особенно памятно имя молодого бельгийского священника отца Дамиана.

В Москве в прошлом столетии сиял великий милостивец доктор Феодор Петрович Гааз, который все силы своего громадного сердца, всю изворотливость своего внимательного к чужим страданиям ума, употребил на то, чтобы облегчать участь тюремных заключенных и преступников.

То было суровое время, когда преступников и даже лишь подозреваемых в преступлении пересылали с места на место, прикованными к одной цепи всех вместе мужчин, женщин и подростков, когда жизнь таких людей была сплошным адом. Феодор Петрович Гааз раз навсегда пожалел этих людей и служил им до конца своих дней, добившись для них многих облегчений.

Такую же деятельность, но в несколько ином направлении, проявила скончавшаяся в Петербурге несколько лет тому назад княжна Мария Михайловна Дондукова-Корсакова. Она была истинно евангельская женщина. Происходя из богатой и знатной семьи, имея перед собою блестящий ровный жизненный путь, она отдала свою жизнь на служение бедным. Она была так добра, что раздавала бедным не только деньги, пока она их имела, но однажды в сильный холод, едучи в деревню за много верст и встретив в вагоне женщину, одетую в легкое платье, сняла с себя шубу и отдала совсем ей, а сама попросила на станции одолжить ей тулуп. Бывали случаи, что в осеннее ненастье она ходила по Петербургу в одних ботинках на босу ногу, отдав чулки какой-нибудь бедной. Она видела в преступнике страждущего брата и прикасалась к зачерствелым сердцам с необыкновенною нежностью, умея разбудить в преступнике человека. Особенно заботлива была она до политических заключенных, и пуская в ход свои связи, добилась права посещать их и просветлять их тяжелую судьбу словом и мыслью о Христе...

Христианство знает одну добродетель или, скорее, некоторое свойство, общее всем добродетелям и называемое «рассуждением».

Оно состоит в известной мерности, в известном благоразумии всего поведения христианина, в том, чтоб все поступки человека сливались в одно прекрасное целое, развивались в здоровой гармонии.

Если, например, человек, увлекаемый, хотя бы и светлой, но неблагоразумной мечтой, вдруг приступит к пустыннической жизни вместо того, чтобы раньше, под руководством опытного старца, начать монашество, то он подвергает себя большим опасностям, точно так же, как подверг бы себя большим опасностям тот, кто, будучи непривычен к посту, вдруг бы решил, в виде духовного подвига, пропоститься сорок дней... Человек опытный в духовной жизни признал бы такой поступок ничем иным, как безумием.

Великое рассуждение требуется и для того, кто хочет мудро исполнить заповедь о милосердии. Могут быть случаи, когда милосердие, исполняемое от чистого сердца, может только идти во вред человеку.

Представьте себе, что на ваших глазах выходит из кабака нищий и просит у вас подаяния, или вы видите, что человек, которому вы только что подали милостыню, бежит с нею в кабак. Следует ли подать первому пьянице? Следует ли на следующий день подать второму?

Едва ли можно признать благоразумным совет некоторых подвижников подавать и в таких случаях, когда милостыня идет человеку прямо во вред. Ведь тем самым я отнимаю милостыню у действительно нуждающегося человека, доставляя возможность другому коренеть в своем зле. Едва ли не будет лучше воздержаться в таких случаях от милостыни; и, чтобы не подпасть под осуждение в немилосердии мысленно помолиться: «Господи, не поставь мне в грех моего отказа. Но я не хочу, чтобы милостыня, которую я подаю во имя Твое, обращалась в струю убийственного зелия. Вразуми этого человека. А, если б он не злоупотребил моей милостыней, то пошли ему взамен другую милостыню».

Последнюю осень по главным улицам Петербурга расхаживал в студенческой форме человек с молодой женщиной. Они подходили к прохожим, называли себя студентом и курсисткой и просили помочь им, так как родные запоздали выслать им месячные деньги, и они сидят без гроша.

Оказалось, что это наглые обманщики и самозванцы без всякого образования,— проходимец из крестьянского сословия, который состоит в незаконном сожительстве с девицей крестьянского же сословия... Неужели поощрять такой обман дармоедов было бы делом высокой христианской милостыни?

Самая мудрая милостыня — это когда человек принимает на свое постоянное иждивение какого-нибудь беспомощного человека — будь то убогий, лишенный возможности трудиться старик, потерявший способность к труду, семья беспомощных сирот.

Счастлив тот, кто отыщет в нужде какого-нибудь юного талантливого человека, во время его поддержит и даст возможность ему выбиться на дорогу.

Русская жизнь знает необыкновенный пример такой благородной, предупредительной и мудрой помощи.

Один из знаменитейших русских композиторов Петр Ильич Чайковский первую половину своей жизни, не имея определенного обеспечения, размениваясь по мелочам, был лишен и того спокойствия духа, и того широкого досуга, который необходим для артиста. Эти обстоятельства знала его искренняя почитательница, обладавшая большим состоянием госпожа фон-Мекк. Она вела с ним оживленную переписку, восхищалась его творениями, но не искала личного с ним знакомства, так что эти двое, столь близкие по духу люди ни разу в жизни не встретились: весьма замечательный пример чисто духовных отношений.

Желая доставить таланту Чайковского возможность развернуться во всей его силе, госпожа фон-Мекк упросила его принять от нее, пока он не достигнет полной материальной обеспеченности, пенсию по шести тысяч в год, что являлось по тогдашней цене денег не меньше теперешних десяти. Приобретя, таким образом, полную независимость, Чайковский получил возможность отдаться свободному творчеству. Великодушное пособие госпожи фон-Мекк, оказанное не человеку, а музыкальному гению, открыло лучшую пору творчества Чайковского. Этой умной женщине с деликатным сердцем обязан не один Чайковский: обязан весь мир нашей русской музыки.

Во всемирной литературе мы найдем другой подобный пример людей гораздо более скромного положения. Существует рассказ знаменитого французского романиста Бальзака, озаглавленный им «Обедня атеиста». Один известный парижский врач в студенческие дни испытывал крайнюю нужду и пользовался помощью познакомившегося с ним простого человека, почти чернорабочего. Чернорабочий этот был верующим человеком и, умирая, взял с молодого врача, уже тогда довольно обеспеченного, слово в том, что пока он жив, он будет ежегодно в день его памяти заказывать по нем заупокойное богослужение. И атеист соблюл свое обещание, и всякий год он, считавший себя атеистом, не только заказывал, но и отстаивал богослужение по человеку, который в молодости пожалел его и своими трудовыми деньгами помог ему выйти на дорогу.

Я знал еще такого русского человека. Простой десятник по строительным работам, человек большой набожности и чистой праведной жизни, он скопленными им в крайних лишениях деньгами учредил при Московском университете стипендию для студента-медика из крестьян, помогая тем пробиться к знанию и к святому служению больным бедным, способным людям своего сословия.

Вот, одухотворенная и разумная христианская милостыня.

В жизнеописании одной из лучших русских поэтесс Ю. В. Жадовской, упоминается некий Перевлесский, который имел большое влияние на развитие ее таланта.

Это был молодой образованный учитель словесности, дававший юной Жадовской уроки. Красивый, пылкий, с одушевленным словом, полный благородных стремлений, Перевлесский внушал большую симпатию, перешедшую у его ученицы в глубокое постоянное чувство. Богато одаренная, талантливая Жадовская была некрасива и, кроме того, имела недоразвитые руки. Несмотря на это, брак бы был возможен, если бы не самодурство старика Жадовского.

Происходя из старого дворянского рода, он не мог допустить, чтобы его дочь вышла замуж за учителя из Семинаристов. Тем не менее, он оказал на творчество Жадовской самое благоприятное влияние. Мысль о нем внушила ей лучшее из стихотворений ее, положенное впоследствии на музыку:

С какою тайною отрадой

Тебе всегда внимаю я.

Блаженства лучшего не надо,

Как только слушать бы тебя.

Этот Перевлесский был бедным мальчиком причетнической семьи из села Перевлес Рязанской губернии.

В то время почетным попечителем рязанской гимназии был очень добрый человек, обладавший к тому же крупным состоянием, Николай Гаврилович Рюмин.

Он встретил однажды в непогоду Перевлесского дурно одетым, шагающим по жидкой грязи без калош, остановил его, познакомился с ним и получил от этого знакомства такое благоприятное впечатление, что решил вывести мальчика на дорогу.

Перевлесский никогда не забывал сделанного ему добра. После преподавательства в провинции и в Москве Перевлесский был назначен преподавателем словесности в Александровском лицее в Петербурге.

В своей большой хорошей квартире он отвел маленькую комнатку, куда любил уединяться, чтобы вспоминать там о трудном начале своего жизненного пути. Там стоял его бедный студенческий стул, некоторые другие вещи из его убогой студенческой обстановки, а на стене висели портреты Рюмина и его жены, которые пожалели его, бедного мальчика, в тяжелых тисках стремившегося к знанию, и дали ему возможность без изнурения достичь в жизни того, чего бы он не достиг без них.

Милостыня не состоит в одной подаче денег. Милостыня должна быть сдобрена душевным расположением, тем жаром душевным, который дает милостыне чистый вкус, лишает милостыню унизительности для принимающих, и обусловливает известную высокую душевную работу для дающего и принимающего.

К одному из русских подвижников стекалось много денег для его добрых дел. В душевном волнении он часто вспоминал о милостыне, которую получал он от одного из своих духовных детей, и говорил, что рубль, поданный этим человеком с горящим сердцем, с ласковым взором, с выражавшимся во всем существе его великим и теплым усердием — доставлял ему большую радость, чем сотни и тысячи, которые приносили ему другие люди.

Сохранилось через апостола одно слово, сказанное Христом и не записанное в евангелии: «больше счастья в том, чтоб давать, чем принимать».

Это слово исполняют на деле все люди с большим сердцем и с чувствующею душою. Часто милостыня оказывается ценою всей своей жизни. Не слыхали ли вы о таких случаях, что, например, человек женится на девушке, которую он даже не особенно любит, зная, насколько он ей нужен, и как без него она будет несчастна. И, наоборот, часто девушка без особой склонности выходит замуж за человека, веря, что она ему духовно нужна, и что при ней он будет жить лучше и полней, чем жил без нее.

В одной из драм известного писателя Чехова, один человек, ведущий недостойный образ жизни и горячо любимый, спрашивает у этой любящей женщины, отчего именно она остановила свой выбор на нем и посвящает ему всю душу свою, которую она могла бы посвятить такому же, как она, достойному человеку? На это он получает ответ такой, который только и мог родиться в русской христианке. Сущность ответа в том, что женщине дорого самоотвержение, которым она окружает человека — вся та работа любви, всепрощения и снисходительности, которых требуют отношения к подобным людям.

Вы нередко можете услышать мечты русской юной чистой девушки о том, чтобы найти какого-нибудь несчастного человека, который бы в ней нуждался, и которому она могла бы посвятить свои силы и свою юность.

Если бы мы более пристальным и сердечным взором присматривались к жизни, мы увидели бы, насколько широко может быть приложима милостыня там, где, по-видимому, в ней нисколько не нуждаются. В душевной милостыне люди нуждаются, быть может, куда больше, чем в милостыне материальной.

Если бы только видеть, сколько неслышных стонов рвется из груди людей — по-видимому, вполне благополучных, обеспеченных, возбуждающих в других зависть, каким великим и непоправимым одиночеством страдают люди сильные, удовлетворенные во всем и удачливые!

Как часто бывает, что человек почти сходит с ума при мысли о том, что, в сущности, он никому не нужен, никто по нем не тоскует, к нему не стремится, что, умри он сегодня, и его потеря ни в ком болезненно не отзовется.

Очень часто люди живут, никем не узнанные, тая в душе громадные сокровища внутренней своей жизни, обремененные такими тайнами, часто светлыми и прекрасными, такими высокими мечтами, которых некому открыть, некому доверить. И одно утешение, одно разрешение такой безысходности тоски одиночества для таких содержательных людей в том, что их видит Тот, Который им всегда откликнется, только бы они кинулись к Нему — ждущий их и понимающий их Сын Человеческий.

Милостыня может быть оказана не только делом, но еще более словом.

В культурных странах путешественники получают от лиц, с которыми встречаются в вагоне и на улице, много полезных для них указаний: о гостинице, о путях сообщения, о магазине, где можно купить дешевый и добросовестный товар — все это есть милостыня.

Вы встретили на дороге в запутанном месте человека заблудившегося и вывели его на дорогу — вы подали ему милостыню. Вы встретили в высокопоставленном обществе человека скромного положения, которому в этом обществе не по себе, вы к нему подошли, ласково с ним поговорили, так сказать, его отогрели — вы ему оказали милостыню. Вы просто дали человеку хороший совет, указали ему хорошую книгу по вопросу его интересующему, снабдили его такой книгой, которая, быть может, произведет в нем душевный переворот — все это христианская милостыня. Наконец, часто не только слово, но даже одобрительный взгляд имеет высокое значение больше иных слов и иных добрых дел.

Милостыня есть все то, что дает душа душе — будь то привязанность всей жизни или мгновенный взгляд сочувствия, брошенный при встрече двух лиц, которые на мгновение сошлись и тотчас навсегда разошлись. И можно думать, что область духа до такой степени не преходяща, что в будущем Царствии мы встретимся со всеми людьми, которым мы оказали какое-нибудь добро, которых подарили хотя на минуту нашим сочувствием.

Я слышал рассказ, над которым нельзя не задуматься. Одна русская, очень образованная и задушевная барышня, много путешествовавшая, ехала по Португалии. В купе, где она сидела, вошла местная такая же образованная барышня, и они, сидя вдвоем, несколько часов говорили с увлечением о разных духовных предметах. У одной из станций иностранка встала, чтобы выйти из вагона.

— Как,— воскликнула русская барышня,— вы уже уходите? Наш разговор о таких важных вещах разом прерывается, и мы в этой жизни никогда, никогда, поймите «никогда» не увидимся!

Иностранка подняла руку кверху и произнесла:

— В небе.

Дела милосердия есть лучший путь для забвения и исцеления от всяких личных недочетов.

Среди тех сестер милосердия, которых солдат-простолюдин так хорошо называет «сестра милосердная» есть много девушек, которые не сыскали в жизни своего счастья. Многие из них любили, готовы были для любимых людей на всякие жертвы, но ничего не получили в ответ. И их любовь вместо того, чтобы сосредоточиться на одном человеке, как бы распыленная теперь на много порывов, творит то дело сострадания и самопожертвования, которое им не было дано проявить над одним из избранников.

Недавно умершая вдова из высшего слоя общества (М. Н. Муханова, рожденная Рюмина), дочь человека, помогшего Перевлесскому, была замужем менее года, так что ее сын родился после смерти отца. И этот мальчик умер ребенком.

На великолепной, широкой, утопающей в садах Донской улице в Москве, упирающейся в тот Донской монастырь, где были схоронены ее усопшие, она купила усадьбу с хорошим деревянным домом и стала воспитывать детей, начиная с шестилетнего возраста, так что у нее бывало их всегда человек по пятнадцати. Дав детям первоначальное образование, она проводила их чрез средние и высшие учебные заведения. Все они хорошо устроились. Многие из них достигли в жизни высокого положения есть врачи, профессора, управляющие казенными местами.

Не дав горю осилить себя, она вместо одного сына воспитала многих детей и приготовила им такую участь, какой они без нее никогда бы не имели.